Журнал Наш Современник №6 (2002)
Шрифт:
11.4.50 г. Теперь я — кандидат в члены ВКП(б). Это — большое событие в моей жизни. Хочу стать настоящим большевиком, хочу работать и жить для народа, для партии. (...)
Лето 51 г. Приехал, измученный, в Чернигов. Большие-большие планы на лето: фотография, рыбалка, мандолина — как развлекательное, литература, французский — как серьезное. Все пошло насмарку.
Через 3 дня по приезде в наш подвал пришел домоуправ — маленький плюгавый человечек, всегда заросший щетиной, по фамилии
— Сколько вас семьи?
— Семь человек.
— Чем занимаются?
— Я пенсионерка, — ответила мама. — Старшая дочь — сестра в госпитале, старший сын — студент, в Москве учится на журналиста, другая дочь — воспитательница в детском саду на шерстяной фабрике, другой сын — столяр на мебельной фабрике. У Марии — двое детей. Мальчик — кончает ж.-д. училище, девочка перешла в 5-й класс.
— Когда вы приехали сюда? — спросила эта мелкая щука, как будто не знала об этом.
— В 49 году.
— Хотят у вас отобрать ордер, т.к. вы незаконно получили его.
Мария обвела черные стены подвала — кухня, комната, прачечная, овощной склад, спальня для 7-ми человек — все это совмещалось в одной каменной яме. Сырые стены. Стен в собственном смысле не было — была одна сферическая поверхность, всегда мокрая, и только в самом зените, вокруг электрической лампочки — удивительно точный круг сухой известки. Два окна — небольшие светло-серые прямоугольники в одной стене, ненормально высоко, как в тюрьме...
Сестра заплакала. Она рыдала. Лицо ее стало очень некрасивым. Мама плакала беззвучно, роняя на колени слезы, не подбирая их. Мама только один раз плакала в голос — когда хоронили отца. Сотни раз в детстве я видел ее слезы, и всегда вот так же они тихо катились на колени. Руки безвольно были опущены вниз.
— Что теперь делать, сынок? — спросила она. — Неужели мы останемся в этом подвале? Пропадем!..
* * *
Полная нервная женщина что-то писала в блокнотике...
— Когда вы, т. Заборская, приехали в Чернигов?
— Жила здесь до войны. В 44 году приехала опять сюда. В войну была в военных госпиталях. Довоенная квартира была занята областной прокуратурой. Мне дали по 18-го березня, наверху, квартиру, занятую другой семьей, еще по немецкому ордеру. Эта семья оставалась там жить в маленькой спальне. Я с двумя детьми жила в проходной комнате. В 46 году меня выселили в подвал.
— Отбираем мы у вас квартиру, — сказала неуверенно этот заместитель пр(едседателя) “выконавчого комитету”...
Я начал доказывать незаконность этого дела.
— А вы чего хлопочете? Вы всего два дня в Чернигове! — оборвала она меня...
* * *
“Ордер отдала?” — тревожно спросил я.
“Нет, у меня он”, — сказала она, плача. “Давай сюда”.
Я взял ордер, который был выдан еще 17 мая, положил в карман, и с этого начался мой отпуск, мои каникулы.
* * *
— Мы вам оставили то, что вы занимали до 46 года, — сказал мне председатель горисполкома Сильченко назавтра. — Спальню отберем.
— Но тогда было трое, а сейчас нас 6 человек. Себя я не считаю.
— А мы вас четверых вообще не считаем.
— Как так?
— Да так...
— Вы поступили не только непринципиально, но и нарушили закон.
— Закон? Смотря по тому, с какой стороны на него посмотреть, видите ли?..
— Я заставлю вас выполнить закон! — заорал я, стукнув кулаком по креслу.
— Не пугайте — пужаные, — спокойно сказал этот подлец. — А если будете жаловаться — мы вас всех выселим, опять в подвал.
— Вы засиделись здесь, — вдруг тоже став спокойным, сказал я. — Подниму все советские, партийные, юридические и печатные органы, но я добьюсь правды. Вас выбирал народ, вам доверили город, а вы подличаете, обходитесь с советскими законами как подьячие в старые времена...
* * *
Второй секретарь горкома партии Рымарь внимательно слушает меня, задавая иногда вопросы, понимающе кивая головой.
— Ордер на руках?
— Да.
— Ну и не пускай никого. Стань с топором в дверях и...
— Не то советуете...
Итак — мое, наше дело стало д е л о м.
* * *
Помощник прокурора города выслушал обстоятельства д е л а. По глазам было видно, что он знал о нем заранее.
— Дело не подсудное. Горсовет может менять свое решение о выдаче ордера, если квартира не была обжита в течение 10 дней!
— Пока! — сказал я.
Юрист, несомненно, имел разговор с Сильченко.
* * *
Побывал я в облисполкоме. Чувствовалось, что зам. пред. облисполкома не хочет заниматься такими мелкими вещами. Начали наведываться милиционеры, требовать документы и прописки. Я вынимал, показывал документы и провожал их: “Заходите, пожалуйста!”
С пропиской дело обстояло так. Отстояв длинную очередь к начальнику горжилуправления Ковтуненко, я положил ему заявление на стол: мол, такой-то просит прописать его временно, на каникулярные месяцы. Ковтуненко, обрюзгший, мрачный и грубый, бросил заявление назад.