Журнал Наш Современник №9 (2001)
Шрифт:
Во времена перестройки интеллигенция свою позицию высказала сразу же: “Поддержка перестройки — из-за невозможности высказаться. Отсутствие свободы слова и объединений — главная причина перестройки”. Конечно, свобода высказываться подразумевала свободу меняться в лучшую сторону. Но оказалось, что меняться в худшую сторону легче. Еще Сократ сказал: “спускаться по лестнице легче, чем подыматься”. Почти всех устраивала возможность паразитировать, жить на проценты (истории с МММ, “Чарой”, “Тибетом” и т. д.). Пышно расцвел криминал. Наивные (и автор в том числе) поверили в свободный рынок: “пусть выживает более умный, трудолюбивый, бережливый”. Уж больно надоел паразитизм, трудно различимый при социализме. Понять, что при современных средствах связи и информации, при современном уровне атеизма и морали свободный рынок — утопия, что его место заняла коррупция и мафия — времени и терпения не было.
Партийная элита, особенно в последние брежневские времена, “расширялась” в сторону эгоизма. КПСС и СССР стали синонимами. Из партии для народа она превратилась
С. Кара-Мурза считает, что единственный смысл частной собственности на средства производства и капитала — извлечение дохода из людей и получение процентов. Да, это справедливо для “морально больного” современного общества. Но не всегда так было, и не всегда так будет. И не надо ждать лекарства извне (большой беды). Можно попытаться вылечиться самому, создав условия для выздоровления. Мелкая частная собственность — как топор, станок, машина, телескоп, микроскоп — это продление своего тела, рук, ног, глаз для более экономичной или эффективной деятельности. Экономичная деятельность экономит ресурсы, эффективная — время. Крупная частная собственность — это продолжение тела не только физического, но и духовного. В современном обществе в это “продолжение тела”, как его энергия и ресурсы, входит и обслуживающий персонал. Но были и другие времена, когда работники в крестьянских семьях считались членами семьи, старообрядческие предприятия выдерживали конкуренцию благодаря спаянности и взаимной поддержке. Нечто подобное наблюдается и на некоторых японских предприятиях, где обслуживающий персонал — не энергия и ресурсы, а члены большой семьи. Частная собственность для православных — это только право распоряжаться ей по-Божески, “по правде”. (У Глазьева — “функциональная частная собственность — владение в интересах всего общества”.) Конфликту по поводу “честности” на право владения частной собственностью много веков — Нестяжатели и Иосифляне, и решился он в сторону последних. Владеть богатством, большой частной собственностью верующему человеку чрезвычайно тяжело — слишком большая ответственность и за нее, и за обслуживающих эту собственность людей. В этом был основной аргумент “нестяжателей” — слова Иисуса: “Легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому попасть в Царство Небесное”. В те далекие времена, и более поздние — крепостного права, всеобщей Веры, несравнимые с сегодняшними условиями выживания, большинство крестьян были довольны своими помещиками и полностью им доверяли (“барин нас рассудит”). Сейчас каждый хочет нести за себя ответственность, поэтому владеть “богатством” еще сложнее.
Для нормального социализма не достаточно только общественного владения средствами производства. Необходимо взаимное уважение. При отсутствии уважения или даже при взаимной агрессии друг к другу эта общественная собственность будет портиться или уничтожаться. Но при взаимном уважении (“возлюби ближнего, как самого себя”) уже не так важно, чья собственность. Для православного хозяина всегда будет стоять вопрос: “правильно ли я использую доверенную мне собственность и людей, по-Божески ли?” Он — монарх коллектива — “глава семьи”. Сейчас идеальный социализм в государственном масштабе невозможен, поэтому КПРФ для начала должна заниматься социализмом малых коллективов. Если вернуть ресурсы народу, то все условия для этого есть.
При построении государственного социализма в атеистическом обществе руководство всегда будет сталкиваться со следующим противоречием. Разрешая работать, осваивать, поощряя инициативу и т. д., но без внутренних принципов морали такое общество всегда будет находить лазейки для “скатывания вниз”. Все законы, предпринятые для предотвращения этого, но с одновременным расширением свобод придут в противоречие и будут способствовать разрушению данного общества. Одно утешение, что, видимо, этот процесс автоколебательный и саморегулирующийся. Общество, разлагаясь и саморазрушаясь, навлекает на себя беды, с которыми не в состоянии справиться без Веры (морали). Происходит самоистребление и вырождение некоторой духовно слабой части населения, и с приобретением Веры — возрождение. Процесс этот длителен и не изучен. Ясно, что возможны варианты, например, когда по причине медленного неблагоприятного изменения климата (оледенение) или внутреннего состояния государственного организма (нерентабельность его существования при свободной торговле) саморазрушение будет полным (“эффект лягушки” Мухина). Но есть надежда, что человечество все же не лягушка и выживет, особенно если оно живет в резко континентальном климате и привыкло выходить из неблагоприятных условий, справляясь даже с долгой полярной зимой. Автор — за мировое сообщество, но против мирового распределения труда, т. к. это несправедливо (кому-то вершки, а кому-то корешки). СССР был лабораторией “мирового сообщества”. Юг помогал Северу своей благодатью, а Север — своей. Энергетическая потребительская благодать выравнивалась льготами и коэффициентами в зарплате. Нечто подобное придумает будущее мировое сообщество, а пока нам самим надо о себе заботиться.
Почти все современное сообщество игнорирует термин — “социальный капитал”. Это основная болезнь (грех) подсознания. Повсюду слышишь: “я никому ничего не должен” или “вот это только мое и никого больше”.
Н. Амосов своей трактовкой либерально-демократических принципов принес большой вред России: “За коллектив и равенство стоит слабое большинство человеческой популяции. За личность и свободу — ее сильное меньшинство. Но прогресс общества определяют сильные, эксплуатирующие слабых”. Преподнесено, как истина в последней инстанции. Но нет главного в “функциональности” человека — любой человек заслуживает уважения только из-за того, что он человек, только на нем лежит ответственность за всех и вся на Земле. “Коллектив и равенство” не противоречат “личности и свободе”. В том-то и дело, что личность проявляется только в коллективе, и что стоит ее сила в полной свободе от общества, от социального капитала, который принадлежит только всем вместе, и никому в отдельности, так как его происхождение социально. Социальный капитал не может быть использован как личный. Он создавался ответственными людьми и пользоваться им могут только ответственные. Да, прогресс определяют сильные, но только с помощью всех остальных, т. к. нет сильного меньшинства без слабого большинства. На “сильном” больше ответственности, и “сильный”, но ответственный, также как и “сильный” верующий не будет эксплуатировать слабого. Известно, что если личность служит только себе, своему эгоизму, то она саморазрушается или погибает (суицид — “последний гимн” суперэгоизму).
С. Кара-Мурза лоялен к Вере, оперирует цитатами из Библии, как мудростью веков. Подсознание Кара-Мурзы религиозное, как и у большинства россиян. Даже возможно, что сознанием он принял Бога, но не имея чувственного Его ощущения (духовного опыта) понимает, что этого недостаточно. Поэтому и признается в неверии в Высший Разум... В мирные благоденствующие времена количество верующих падает, но во времена войн или серьезных болезней, когда восприятие обострено, все становятся верующими, все чувствуют зыбкость жизни, все ощущают зависимость (“рабство”) от сотни неуловимых причин (“на войне все верующие”). Понимание “эффекта бабочки”, когда глобальными процессами управляют бесконечно малые флуктуации, тоже бы должно способствовать принятию Веры. Поэтому последним будет восклицание: как же С. Кара-Мурза (очень уважаемый мной человек) не видит, что социализм без Бога был обречен? Спасение России и социализма в Вере Православной, ее духе, в устранении высокомерия современного “популярно-образованного” человека к основам и ритуалам Православия.
Соротокин Михаил Матвеевич,
г. Москва
КТО СТАВИТ ЦЕЛИ РОССИЙСКОМУ ОБРАЗОВАНИЮ?
Всем очевиден хаос в образовании, который некоторые ученые и чиновники называют наукообразными терминами “вариативность”, “дифференциация”, “гуманизация” и т. п. Но мало кто видит в этом хаосе научно выверенные технологии дезориентации, оглупления и развращения детей и юношества.
И. Медведева и Т. Шишова в статье “Новый школьный учебник и детская психика” (“Народное образование”, 1997, №1, с. 105—107) вскрывают связь между идеологией “инновационных” учебников по гуманитарным дисциплинам и распространением нервно-психических расстройств, которые фиксируются у 70—80% школьников. Учебники эти внедряют в сознание детей этические и культурные нормы, противоречащие национальным архетипам — глубинным основам национальной этики и менталитета. Эта сфера психики, названная величайшим психологом и психиатром XX века Карлом Юнгом коллективным бессознательным, особенно чувствительна у детей. Последствия чужеродного вторжения здесь катастрофические.
И. Медведева и Т. Шишова пишут: “архетипическое своеобразие русского менталитета... жажда справедливости, болезненное отношение к социальному неравенству лежат в ядре русской культуры... Сочувствие к “униженным и оскорбленным” и активное стремление к более справедливой жизни — доминирующие темы русской литературы”. И когда в массовые школьные учебники внедряются противоположные образцы, это приводит к психопатизации юного сознания.
В другой статье (“Новая газета”, 1996, № 44, с. 5) эти авторы вскрывают психоделические приемы, которыми пользуются сочинители подобных учебников для воздействия на подсознание читателя, — мозаичность подачи материала, выравнивание (на важном внимание фиксируется минимально, а второстепенному уделяется очень много места), противопоставление и др. Приемы эти начинают использоваться даже при изложении математики — таков последний учебник для первоклассников Н. Я. Виленкина и Л. Г. Петерсон (“Начальная школа”, 1996, № 4, с. З0).