Журнал Виктора Франкенштейна
Шрифт:
— Желаете ли вы что-либо сказать, прежде чем…
— Только то, что я страдаю за свои преступления. И хочу, чтобы страдания эти прекратились.
— Вы раскаиваетесь?
— Но разве не вам, сэр, следует раскаиваться? Не по своей воле пришел я в этот мир. Я не хотел воскресать подобным образом. Чудовищен ли я? Или же чудовищны вы? Чудовищен ли мир? — Он стоял в мерцающем свете — столь горестного выражения на его лице я прежде никогда не видел — и, казалось, изучал электрические приборы. —
— Не угодно ли вам снять одежду?
— Иначе она может загореться?
— Да, это не исключено. А после расположитесь на столе. Головой в эту сторону.
Он разделся и лег, приняв указанное мною положение. Я закрепил его запястья и лодыжки кожаными ремнями. От него несло илом и грязью.
— Запах болот, — произнес он, словно угадав мои мысли. — Я буду неподвижен. Не трудитесь затягивать ремни слишком туго.
Когда все было подготовлено, я поместил электрические контакты на его виски и на самое основание позвоночника. Я взглянул на него, чтобы дать ему понять: все готово. Он закрыл глаза и вздохнул. Электрический поток, выпущенный мною, сотряс все его тело с огромною силой, а после выгнул его кверху, разорвав один из запястных ремней. Казалось, он вот-вот закричит, однако звук, изданный им, оказался хриплым кашлем. Из его раскрытого рта вышли частицы праха. Затем тело его осело.
К ужасу моему, он открыл глаза. Говорить он не мог, но коснулся меня свободною рукой. Я отпрянул, понимая, что он не уничтожен.
— Не все потеряно, — сказал я ему; я знал, что он способен меня понимать. Он кивнул. — Я увеличу силу потока. Готовы ли вы к этому?
Он закрыл глаза, выражая согласие. Вторая попытка была ужасна. Тело его вновь затряслось и забилось в конвульсиях; левая нога отчасти обгорела, и комнату наполнил запах паленой плоти. Он словно бы впал в забытье; дыхание его было тяжело и затруднено. Но он был все еще жив. Не спрашивая его позволения, я предпринял третью попытку. Плоть его вновь обуглилась, но ни один из признаков жизни не исчез. Более я ничего сделать не мог. Я распустил ремни, которыми он был связан, и, не дожидаясь, пока он подымется, сел на стул, оборотив лицо к выходящему на реку окну. Я был крайне утомлен и понимал, что поражение полное. Уничтожить его мне не удалось — бремя это по-прежнему довлело над моею жизнью. По прошествии небольшого времени он подошел и сел на стул подле меня. До меня доносился запах его обгорелой плоти, но отвращения или брезгливости я не испытывал. Что ни говори, в ответе за это был я сам. Он попытался заговорить. Голос его утратил былую мелодичность и превратился в тихое бормотание.
— Я не могу умереть, — произнес он. — Я останусь в этом мире до конца. Вы согласны с этим?
— Не знаю.
—
— У меня не хватает духу смотреть в будущее.
— Но что же нам делать? Плоть моя скоро заживет. Это пустяки. Однако сознание мое и дух не излечатся вовеки.
— Стало быть, нам предстоит разделить эту участь.
Он сидел, согнувшись, покачиваясь взад и вперед.
— Прекратите это, — сказал он. — Прекратите же.
Я тоже склонил голову. Не знаю, долго ли мы так сидели, застывши бок о бок. Наконец нас пробудил звук шагов. Это был Полидори — он спустился на берег реки и теперь шагал по причалу. Подошедши к двери мастерской, он остановился на пороге. Лицо его выражало недоумение.
— Полюбуйтесь на дело рук моих, — сказал я.
Он вошел, держа в руке лампу, и встал перед нами.
— Смотрите же — вот это существо. Вот что я сотворил.
— Где?
— Здесь. Перед вами.
— Здесь никого нет.
— В своем ли вы уме? Посмотрите, вот же. Подле меня. Вот он.
— Подле вас нет ничего, кроме пустого стула.
— Ничего? Я вам не верю. Я знаю, лжете.
— К чему мне лгать, Виктор?
— Чтобы обмануть меня. Предать меня. Привести меня в ярость.
— Тут ничего нет. С вами нет никакого существа. — Он подошел к моим электрическим приборам. — Все это очень печально, Виктор.
— Что вы несете? Коли так, скажите мне вот что: кто убил Гарриет и Марту?
Он внимательно посмотрел на меня.
— Я не знаю, кто их убил.
— Вот видите! Вы не знаете ответа.
— Вы жили и продолжаете жить фантазиями, Виктор. Все это вам привиделось. Вы всё придумали.
— С какой стати?
— Возможно, вам хотелось соперничать с Биши. Или с Байроном. Вы мечтали о том, чтобы возвыситься, получить власть.
— Довольно! Вы вселяете в меня отчаяние.
— Сколько зла вы могли бы совершить! — На мгновение он замолчал. — Что произошло с Фредом?
— Кто такой Фред? — шепотом спросило меня существо.
Я не знал, как отвечать. Разве мог я изъяснить, куда исчезло дитя, любившее меня? Разве мог я сказать, что тело его — в известковой яме у берега?
Полидори взглянул на меня и спросил:
— Так вы уничтожили и Фреда?
— Я сказал: довольно!
Я прыгнул на него. Я кинулся на него и уничтожил его. Нет, не я — существо разорвало его на куски голыми руками.
И мы, существо и я, побрели прочь, в мир, где взяты были стражею.
Получено мной от пациента Виктора Франкенштейна 1822 года ноября пятнадцатого дня, в среду. Подписано: Фредерик Ньюман, надзиратель Хокстонского приюта для неизлечимых душевнобольных.