Журнал «Вокруг Света» №02 за 1987 год
Шрифт:
Между тем Гималаи — это своеобразный «водный механизм». Тающие снега и тропические ливни, проходя через растительный фильтр, питают великие реки Инд, Ганг, Брахмапутру. Этот фильтр регулировал и сток. Он поглощал значительные массы воды и тем самым защищал лежащие внизу долины от разрушительных паводков. С исчезновением лесов животворящие муссоны стали проклятьем. Они низвергают на голые склоны целые водопады, ежегодно уносящие с каждого гектара по 15 тонн плодородной земли. В некоторых местах со слабыми почвами эта цифра еще больше — до ста тонн! В итоге урожаи кукурузы в Непале за пять лет сократились
Разрушительные процессы, происходящие в Гималаях, дают себя знать и за тысячи километров от них. В бассейнах Инда, Ганга, Брахмапутры число наводнений возросло в четырнадцать раз по сравнению с пятидесятыми годами. Но наводнения имеют и оборотную сторону: по результатам пятилетних наблюдений, количество воды в Ганге в засушливые периоды уменьшилось на 18 процентов.
Сейчас уже никто не спорит, что нужно принимать срочные меры для спасения Гималаев. И первый шаг — это восстановление их растительного покрова. В Непале ныне созданы сотни питомников для выращивания саженцев ели, арчи, плодовых деревьев. Крестьяне затем высаживают их на крутых склонах, чтобы приостановить разрушение. Таким путем к 2000 году непальские власти намечают восстановить основные площади вырубленных лесов. Одновременно начато сооружение небольших электростанций на горных ручьях и речках, которые должны обеспечить местные энергетические потребности.
Экологические проблемы Гималаев вызваны деятельностью человека, и его долг решить их, пока еще не поздно.
С. Барсов
«Трудолюбивый и рачительный муж...»
Вологда издревле украшалась амбарами, отсюда товары русские расходились по всей Европе; в городе со времен Ивана Грозного существовала даже слобода — Фрязиновая, иноземцами населенная. Петр I не раз проезжал через Вологду, где с купчинами местными по-голландски беседовал, а после Полтавы он пленных шведов сослал на житье вологодское:
— Народ там приветливый, а в слободе Фрязиновой единоверцев сыщете, дабы не совсем вам одичать...
Однажды, в сильный мороз, когда в доме купца Ивана Рычкова уже почивать готовились, с улицы раздался стук в ворота и кто-то жалобно взывал о милосердии христианском.
— Не наш стонет,— озаботилась дородная Капитолина Рычкова.— По-немецки плачется... Пустим, што ли?
— Чай, заколела душа чужая,— согласился хозяин.— А коли у наших ворот замерзнет, потом сраму не оберемся...
В теплую горницу ввалился закоченевший «герой Полтавы» и был изумлен, когда хозяин радушно приветствовал его по-немецки. Ночной гость представился:
— Граф Иоахим Бонде из Голштинии, но имел несчастье соблазниться славою шведских знамен королевуса Карла Двенадцатого, почему и познал на себе все ужасы зимы российской...
Купец о себе рассказал, что семья их имеет контору в Архангельске, если кому в Европе щетина нужна или клей, смола древесная или икра вкусная, те непременно
— Карл-Фридрих, мой герцог Голштинии, ныне ищет руки и сердца у дочери царя вашего — Анны Петровны, и потому государь ваш всех голштинцев от ссылки печальной избавляет...
Уехал. А вскоре беда нагрянула: на Сухоне и Двине побило барки с товарами, семья Рычковых в одночасье разорилась. Батюшка горевал, сказывая Капитолине Ивановне:
— На пустом месте едина крапива растет. Придется дом в Вологде продать, едем в Москву счастье сыскивать.
Был 1720 год. Петруша Рычков уже знал грамматику, арифметикой овладел. Однажды, гуляя с батюшкой по Москве, он дернул его за рукав кафтана.
— Гляди, наш дядя Юхим в карете-то золотой едет, а с ним господа-то всякие, вельможные да важные...
Граф Иоахим Бонде состоял в свите зятя русского царя, но не стал чваниться, облобызав Рычковых приветливо:
— Вы были моими добрыми друзьями в Вологде, теперь я в Москве стану вашим доброжелателем...
По его настоянию герцог сделал батюшку своим «гоф-фактором», и тогда же определилась судьба Петруши Рычкова.
— Вот что! — решил отец.— Ныне коммерция да науки меркантильные Отечеству крайне нужны стали, а потому решил я тебя к бухгалтерскому делу приспособить. Предков знатных за Рычковыми не водится, посему-то, сыночек родненький, тебе лбом дорогу пробивать надобно...
На полотняных фабриках, общаясь с мастерами-иноземцами, Петя Рычков освоил немецкий с голландским, а директор Иоганн Тамес посвящал его в тайны бухгалтерии, в суетный мир доходов и расходов. «Он меня, как сына, любил... к размножению мануфактур и к пользе российской коммерции чинимых употреблял» — так вспоминалось Рычкову на закате жизни. Выучка пошла на пользу, и в 1730 году молодой бухгалтер стал управлять Ямбургскими стекольными заводами. Здесь, в захолустье, встретилась ему красавица Анисья Гуляева, которая и стала его женою... Петр Иванович жил и радовался:
— Ничто нам! Сто рублев в год имеем, проживем.
— Дурак ты,— покачал головой тесть Прокофий Гуляев.— Эвон в таможню столичную немца взяли за восемьсот рублев в год на всем готовом, дабы бухгалтерию соблюдал. А он по-русски — ни гугу, пишет по-немецки, при нем толмача содержат... Что ты сидишь тут, в лесу, да ста рублям радуешься? Ехал бы в Питерсбурх да в ножки господам знатным падал... Пусть они тебя на место этого немца определят.
— Совестно, Прокофий Данилыч...
— А-а... Ну, тогда и сиди в лесу. Корми комаров. А вот как детишки забегают, тогда по-другому запоешь...
Скоро заводы стекольные из Ямбурга перевели в Петербург, и волей-неволей Рычков обратился в Сенат, где его приветил сенатский обер-секретарь Иван Кирилов.
— По мне,— сказал он Рычкову,— так лучше бы при таможне русского бухгалтера содержать, нежели немца, который на меня же, на русского, и косоротится. Пиши прошение, уладим. Сто пятьдесят рублев в год получать станешь.
— Да немец-то восемьсот имел! На всем готовом...
— Так это немец,— перебил Кирилов.— А ты русский...