Журнал «Вокруг Света» №04 за 1979 год
Шрифт:
— Да, — сказал Коковин. — Планы мои немаловажны. По прибытии в Петербург я должен буду сделать доклад на заседании Кабинета Его Императорского Величества.
— Ба, да вы важная птица! — вскричал Теребенев. — Не зря слыхивал я, что вокруг вас лисой бесшумной похаживает Перовский. Хитрая и зловещая бестия, доложу я вам. Властен, холоден и жесток. Опасайтесь его. Есть к тому же у Перовского одна пассия, коя затмевает перед ним прочие прелести мира, а пассия эта — страсть к драгоценному камню. В Петербурге полагают, что у
— Ну что же, — рассудительно заметил Коковин. — Сплетни сии небезынтересны. Охотник и сыскатель должен знать лес, где ему предстоит бродить...
Приехав в Сердоболь, Коковин узнал, что Степан Коргуев, нашедший редкостные гранаты, скончался; перед смертью просил он передать находку своему дальнему родственнику Максиму Кожевникову. Камни взялся отвезти Юхо Карвонен.
Когда Кожевников узнал, какой солидный нарочный послан из Петербурга за камнями, он сказал Коковину в ответ на вопрос о плате:
— Камни сии не мной найдены. Не мне и деньги за них получать. Правда, несколько раз мы хаживали за гранатами вместе со Степаном, да разное везение нам вышло. Ему вышло везение на гранаты, мне — на житие. Берите так, Яков Васильевич. Пущай в Петербурге знают, что и сирая земля олонецкая самоцветы имеет.
Десять гладких кроваво-красных кристаллов, четко и красиво ограненных природой, лежали на серой тряпице, в которой Коковин привез камни.
В высокое витражное окно кабинета Перовского било косое вечернее солнце, и блики его играли на гранях кристаллов, зажигая внутри них зыбкие винно-красные отблески.
— Это все камни из числа тех, что были взяты на Гохланде? — холодным, отчетливым голосом спросил Перовский.
Коковин недоуменно поднял бровь:
— Все, ваше превосходительство.
— И никто по дороге их не утаил?
— Помилуй бог, ваше превосходительство, ведь в донесении господина Дальберга как раз и упоминалось десять камней.
Перовский поднес к глазам лорнет, взял двумя пальцами один кристалл, другой и таким образом дотошнейше осмотрел все.
— Филипп! — позвал граф.
Вошел статный седой слуга в ливрее.
— Послушай, Филипп, поди и камни сии вымой в холодном щелоке, затем положи в серебряную шкатулку с эмалью, ты знаешь.
— Будет исполнено, ваше сиятельство, — степенно наклонив голову, сказал слуга, завернул камни в тряпицу и понес к двери.
Перовский обернулся к Коковину:
— Ну что же, порученье мое ты выполнил с толком. Поручение сие — высочайшее! Не токмо мое. Я тебя пожалую, Коковин.
Он подошел к секретеру, выдвинул ящичек.
— Вот в этом кошельке двадцать червонцев золотом. А это — золотые часы.
— Премного благодарен, — удивленно произнес Коковин. Он не ожидал
— А сейчас, Коковин, — повелительным и жестким голосом сказал граф, — коль скоро я убедился, что самоцветный камень ты сквозь землю зришь, то будет новое поручение для тебя. И опять не столь от моего имени, сколь... — И граф многозначительно помахал в воздухе пальцем.
— Весьма советую тебе на Урале заниматься не только резьбою ваз, но и сысканием камня. А именно — изумруда. Смарагды скифские еще древним грекам были известны. Славу изумрудов русских следовало бы возродить. У меня на Урале свои люди есть. Имеют подозрение, что изумруды встречаются и сейчас, но тайно продаются крестьянами разным сомнительным скупщикам. Открытие изумрудов было бы к вящей славе не только открывателей, но и к славе России.
— Сие дело мне по душе, — с достоинством ответил Коковин.
Настроение у Перовского заметно улучшилось.
— Не желаете ли, Яков Васильевич, взглянуть на мой минералогический кабинет?
— С превеликим удовольствием. Перовский преобразился, равнодушно-надменные глаза загорелись.
— Вот это — мои голубые и синие камни. Бирюза... В наше время такие камни — великая редкость. Я, как видите, обладатель бирюзы размером более гусиного яйца, а цвет — выше всяких похвал — свежий, сочный, густой.
А вот это — огромный кристалл аквамарина из Адун-Челона, что в Сибири. Высота кристалла около четверти, весь он гладкий, и ни единой в нем трещинки. Говорят, что когда Гумбольдт увидел его на Колыванской гранильной фабрике, то встал перед ним на колени, как перед величайшим чудом природы. И это чудо — в моей коллекции!
— Я слыхивал про Адун-Челон, — заметил Коковин. — Оттуда и к нам приходят самоцветы...
— А это — мои алмазы. Видите этот роскошный двадцатичетырехгранник? Трудно поверить, что его огранила природа. А ведь так оно и есть. Это лучший из уральских алмазов... Сохранилось историческое упоминание о том, что Карл Смелый перед битвой надевал на себя все свои алмазы. Существовало поверье: та сторона побеждает в битве, которая имеет больше алмазов. Больше алмазов, чем у меня, нет ни у кого в России, исключая лишь государя-императора. Следовательно, я одолею в России любого...
И Перовский, довольный своей шуткой, засмеялся.
Из десяти сердобольских гранатов, привезенных Коковиным, Перовский семь кристаллов преподнес императору, три оставил себе. Через несколько дней друзья и сослуживцы Перовского были поражены известием: граф полудил придворный чин гофмейстера и повышение по службе.
— Его привели, ваше сиятельство.
Перовский подбоченился в кресле, на лице — холод, величие, власть. Рука, унизанная перстнями, сжалась в кулак, легла на письменный стол.