Журнал «Вокруг Света» №04 за 1988 год
Шрифт:
В старину, которая для Японии кончилась в 1868 году с введением «реформ императора Мэйдзи», каждый житель Эдо (нынешнего Токио) считал необходимым хоть раз в жизни подняться на Фудзи. Пешком, верхом, на плечах носильщиков, в паланкинах достигали горожане подножия священной горы, по пути останавливаясь помолиться богам Фудзиямы в многочисленных храмах, полюбоваться видами на гору. На карте Токио и его окрестностей до сих пор часто мелькает слово — «Фудзими», что значит «вид на Фудзи». Путешествие до горы, восхождение, спуск и возвращение домой занимали в общей сложности
Впрочем, можно облегчить путь к вершине и после пятой станции. Местные крестьяне за несколько тысяч иен предоставляют крепких лошадей, на них можно одолеть еще несколько сотен метров. А вот пронеслись на красных мотоциклах двое парней в гоночных комбинезонах и шлемах: от пятой станции идет отрезок асфальтированной дороги.
Несмотря на ранний час — семь утра — и вопреки вывешенным на щитах предупреждениям о повышенной опасности, на гору и с горы движется довольно много народа. С интересом смотрим на покорителей Фудзи, встретивших на вершине восход солнца: головы повязаны набухшими от влаги полотенцами, под глазами круги. По хорошему обычаю путники в горах обязательно приветствуют друг друга. На правах начинающих восходителей мы первыми выкрикиваем «Доброе утро!» появляющимся из тумана встречным. Они отвечают: «Будьте осторожны!» Туман позволяет видеть метров на двадцать-тридцать, только иногда сильный ветер приподнимает пелену, точно развешанные на веревках огромные простыни.
У развилки, как водится, указатель: по выжженному на деревянном щите конусу Фудзи вьется белая линия тропы, флажками отмечены станции и расстояния между ними. До следующей, шестой — полтора километра, и до седьмой — столько же, и до восьмой опять же полтора километра. Далее сообщается: до вершины — час и десять минут ходьбы. Асфальтированная дорога сменяется цементированной тропой, но все равно еще не чувствуешь себя наедине с дикой природой.
По сторонам тропы сосны, березы. Под ногами теперь — размолотая тысячами восходителей вулканическая порода, более всего напоминающая угольный шлак. Меж огромными черно-коричневыми и красно-бурыми, похожими на пемзу, глыбами виднеются островки кустов и пожухлой травы. С наслаждением вдыхаем чистый, вкусный воздух: в Токио такого не бывает. Но вот этого замечательного воздуха начинает не хватать — склон все круче, обгонять спокойно шествующих японцев уже не приходится. Ноги сами по себе двигаются в такт перезвону колокольчиков, привязанных к посохам.
До шестой станции дошли за двадцать пять минут. При таком темпе часа через два будем на вершине!
Шестая станция — напоминающее просторный амбар сооружение, на железную крышу которого навалены красно-бурые валуны. Сильные порывы ветра объясняют эту предосторожность.
Помимо приюта — он называется «Хутор у облачного моря»,— тут есть центр безопасности, где полагается зарегистрироваться «на всякий случай».
Новый приют; новая доска с выжженными иероглифами — «седьмая станция». Со старта на пятой прошел час и десять минут. Мотоциклисты, обогнавшие нас в начале пути, через каждые пять метров сравнительно
Еще двадцать минут лавирования между глыбами, и мы — на восьмой станции. Деревянный щит сообщает: высота «десять тысяч вершков». Неужели через час вершина? Ощутив прилив сил, начинаем штурм. Цепляемся за железные цепи, протянутые меж камнями — вроде поручней. Склон все круче, тропы, по существу, нет, прыгаем с валуна на валун. Сзади остались мотоциклисты, волокущие вдвоем свои машины. Помочь им просто нет сил. Жаль, не задержались на восьмой — там еще действует приют «Восточный океан», можно было бы поесть, выпить горячего кофе или чая, погреться у кипящего пузатого медного чайника. Ничего, отдохнем и погреемся на следующей остановке.
Но на следующей деревянной доске почему-то опять надпись «Восьмая станция». Спускающаяся группа американских студентов утверждает, что восьмых станций, как минимум, три, что до вершины четыре часа пути. Наш оптимизм улетучивается, к тому же становится холоднее и темнее.
Проходим шесть «восьмых» станций, а колокольчик невидимых спутников звенит впереди — не отставать! На этот раз перед нами железобетонная арка. У двух ее опор по мраморному льву. «Вершина — за поворотом»,— сообщает приветливый старичок, возглавляющий группу бойскаутов. Голоногие мальчишки лет по двенадцать-четырнадцать окоченели от холода. По нейлоновым капюшонам их курток стучит дождь с градом. Впрочем, это — обычная картина, многие токийские школьники и зимой ходят в коротких штанах. Мы в детстве такой закалки не получили, и, наверное, потому нам холодно в непромокаемых, но промокших до нитки, комбинезонах.
Последние шаги по ступеням широкой каменной лестницы. Вот она, цель: вершина самой высокой горы Японии — 3776 метров над уровнем моря. Чтобы добраться до этой отметки даже с полпути, начиная с 2300 метров, потребовалось пять с половиной часов!
Теперь, восстановив дыхание и съев припасенный бутерброд, можно осмотреться вокруг. Это не так-то просто: даль закрывают заколоченные на зиму приюты, автоматы с прохладительными напитками, да еще палатки, которые вот-вот порвет перемешанный с дождем сильный ветер.
Где-то там, над склоном, должны быть действующая круглый год метеостанция и храм богини горы Фудзияма. Но что-то пропала охота засвидетельствовать богине свое почтение — разве желанных гостей встречают такой погодой? Да и жутковато ходить по неширокой тропке, поглядывая то на круто уходящий вниз склон, то на глубокий откос кратера.
Беснующийся ветер накатывает волны туманно-дождливого месива... Но все же вполне уместно продекламировать стихотворение великого японского поэта Мицуо Басё, совершившего восхождение примерно в такую же погоду лет триста назад: «Дождь застилает все вокруг. Но Фудзи-сан все равно источает очарование, даже оставаясь невидимой».
...О многом успеваешь подумать и поговорить за три часа, спускаясь к пятой станции, где проходит граница между нетронутой пока природой Национального парка Фудзи и механизированной современностью с ее бетонными дорогами и ревущими двигателями. Вспоминаешь не менее красивые и могучие, но гораздо реже воспеваемые художниками и поэтами вулканы родной Камчатки... Думаешь о том, как много нужно еще сделать у нас дома, чтобы укрепить «материальную базу патриотизма» — проложить удобные дороги и тропы, построить гостиницы и курорты, напечатать новые «говорящие» карты, путеводители по прославленным и еще нехоженым туристским маршрутам.