Журнал «Вокруг Света» №06 за 1995 год
Шрифт:
— Вы правы. Если я стану женой бедняка, из меня не получится ничего хорошего. Однако я ужасно хочу выйти замуж и обзавестись семьей. Я сыта по горло нищенским существованием, которое влачила последние годы, постоянная нехватка денег, вечная экономия, чтобы выгадать гроши. Отец пытался соблюдать приличия и жил в дорогих отелях, но ему то и дело приходилось договариваться с управляющими об отсрочках и страдать от унижения, недоплачивая слугам. После смерти матери наша жизнь пошла наперекосяк, и я многое отдала бы, чтобы иметь свой дом и каждую зиму не устраивать здесь непозволительную показуху, а летом, в Англии, не жить в грязи дешевого пансиона.
Эта
— Такая жизнь, должно быть, весьма утомительна, — участливо кивнул я. Но здесь вы вращались в весьма состоятельных кругах, и вам наверняка встречалось немало подходящих женихов.
— Каждый сезон я торчала на раскопках с отцом, — вздохнула она, — а в таких местах можно встретить лишь молодых археологов — энтузиастов своего дела, но почти без денег. И, кроме того, только очень богатые люди могут позволить себе отдых в Каире или Луксоре, и это, в подавляющем большинстве, — люди среднего возраста или уже старики.
— Ну, не сгущайте краски, Сильвия! возразил я. Вы на редкость привлекательны и знаете об этом; кто-то наверняка увлекался вами.
— О, да. Но те, у кого были деньги, почему-то оказывались вдвое старше меня или уже женаты, а единственный интересовавший меня человек не имел ни цента. Он был археологом, одним из самых многообещающих, когда-либо работавших с отцом, но все его расходы оплачивало университетское археологическое общество. Я уже собиралась все бросить и выйти за него замуж, но отец сказал, что в таком случае выгонит его. Мне не хватило духу с самого начала семейной жизни существовать на подачки.
— Думаю, вы правы, — сказал я. — Через несколько недель любовь в шалаше не доставит особой радости, к тому же, всегда остается вероятность появления детей, что еще больше может все осложнить.
Ее лицо зарделось, и она повернулась ко мне.
— О-о, но я обожаю детей. Именно поэтому я так стремлюсь замуж. Я хочу завести не менее четырех и не страшусь работать в детской до мозолей. Я уверена, что стала бы хорошей женой, поскольку по натуре преданна и научилась быть экономной. Но, если я не смогу позволить себе завести слуг, то, думаю, возня на кухне сведет меня с ума через несколько месяцев.
— Но разве вы не можете устроиться на работу, чтобы быть в состоянии платить слугам? — спросил я.
— Я много раз думала об этом, но, к сожалению, почти все, что я умею делать, не приносит денег. Моя единственная специальность — египтология, а здесь полно студентов из университетов, жен и дочерей археологов, способных и желающих бесплатно выполнять канцелярскую работу, которой я занимаюсь. Я не сильна в современных языках и медленно учусь всему новому, поэтому навряд ли смогу получить место секретарши. Я могу стать продавцом или манекенщицей, но на этом много не заработаешь, и потом, если я буду целый день отсутствовать, кто будет заниматься детьми? Нет, Джулиан, моя единственная надежда — эта экспедиция. Если она окажется успешной, я смогу обеспечить себя и выйти замуж за кого пожелаю. Если нет, это будет мой последний сезон в Египте, я вернусь домой и стану поденщицей, зарабатывающей пару фунтов в неделю и проживающей в дешевом пригороде Лондона.
—
— Не знаю, с горечью ответила она. Он поссорился с отцом, главным образом, из-за меня, и уехал домой, надеясь раздобыть денег. Но он очень непрактичен и, как я слышала, угодил в скверную историю. На академическом образовании не просто разбогатеть, и я почти потеряла надежду, что он когда-либо вновь появится в моей жизни.
После этой беседы наши отношения с Сильвией стали более дружескими.
На одиннадцатый день после отъезда из Дахлы мы, наконец, достигли цели. Я почему-то втайне надеялся на какой-нибудь ориентир, отмечающий ее, совсем, как ребенок, думающий, что на Северном полюсе торчит покрытый льдом флагшток.
Трудно сказать, что я ожидал увидеть — какие-нибудь развалины или небольшой оазис, но был весьма разочарован, когда через полтора часа пути от места нашей дневной стоянки Сильвия велела остановиться и крикнула:
— Приехали!
Караван только взобрался на высокий гребень, и вокруг, насколько хватало глаз, простирались монотонные бесконечные дюны, на преодоление которых ушло, казалось, полжизни.
Я направил машины в ближайшую ложбину, где лагерь был бы защищен от ветра, и вернулся на гребень. Сильвия уточняла, где мы находимся, измеряя высоту солнца и делая поправку по времени.
— Мы почти рядом, — закончив, сказала она. — Насколько я могу судить, нужная точка отстоит отсюда на три четверти мили к югу вдоль этого гребня.
Вместе с Гарри и Клариссой мы отправились туда пешком, надеясь, что даже беглый обзор позволит обнаружить случайно завалившееся древко копья или какие-то другие следы многих тысяч погибших людей. Но дюны были здесь столь же ровными и гладкими, как и везде.
Еще в Каире Сильвия рассказала мне о законах, которым подчиняются пески Ливийской пустыни, и я был не особенно оптимистично настроен относительно успеха экспедиции.
Дюны выглядят достаточно статично, хотя на самом деле они медленно, но постоянно движутся. Ветер преобладающего направления сдувает через гребень песок с наветренной стороны на подветренную, так что вся дюна постоянно перемещается. Поскольку это происходит с каждой дюной, то все песчаное море движется в одном направлении. Через несколько веков дюна, на которой мы стояли, могла удалиться на многие мили к северо-западу от места, где находилась сейчас. Поэтому месторасположение дна ложбины тоже меняется и, таким образом, каждая точка пустыни является поочередно то обнажившимся дном ложбины, то погребается под миллионами тонн песка.
Последние стоянки заблудившейся армии наверняка были устроены на дне ложбин, чтобы укрыться от холодного ночного ветра. Через несколько месяцев или лет все следы ее гибели были уничтожены ближайшими подвижными дюнами, но дюны продолжали двигаться, и со временем останки снова оказывались на дне новой ложбины.
Трудно сказать, с какой периодичностью это случалось. Вполне возможно, в год юбилея королевы Виктории на том гребне, где мы сейчас стояли, было дно ложбины, тянущейся на многие мили, усыпанное обломками металла, которые подобрал бы всякий, оказавшийся рядом.