Журнал «Вокруг Света» №07 за 1991 год

Вокруг Света

Первый упрек в наш адрес прозвучал со стороны кахун, местных жрецов, проповедовавших дохристианские верования. У каждого из них своя «специализация»: одни занимаются врачеванием, другие — освящением жилища, третьи — большие знатоки черной магии. К своим «профессиональным» обязанностям кахуны относятся очень ревностно. Поэтому тот факт, что их не пригласили на церемонию спуска катамарана на воду, был воспринят как личное оскорбление. Последствия нашей оплошности не замедлили сказаться. Кахуны объявили «Хокулеа» «нечистым» судном.

В результате мы познакомились с обратной

стороной традиционного гавайского дружелюбия. Вскоре многие из работавших с нами гавайцев стали предрекать разные беды, другие жаловаться на странные болезни, вызванные, по их мнению, чем-то происходившим с их душами. Несколько человек вообще бросили работу, остальные надели на голову и запястья специальные повязки из листьев местного дерева, которое, по гавайским преданиям, обладает магической силой. Смотрелось все это эффектно, особенно когда они таким же образом украсили и «Хокулеа». Катамаран стал больше напоминать наряженную новогоднюю елку, чем готовящееся к отплытию судно.

Постепенно общественное мнение склонилось к тому, что «Хокулеа» должна принадлежать только коренным жителям архипелага, а белым следует остаться на берегу. Для горячих молодых гавайцев белый человек по-прежнему был угнетателем. Научные же исследования они рассматривали как часть этого мира угнетателей. Особенно их задевало, что белые стремятся рассказать гавайцам их собственную историю. О прошлом, считали они, можно узнать из рассказов старейшин, а не из книг или экспериментов.

В океане

Наконец-то все трудности и сомнения подготовительного этапа позади. «Хокулеа» покидает гавань Гонолулу и берет курс на Таити. Мы остаемся наедине с океаном. Мы — это 17 человек команды, два кудахтающих цыпленка, собака и свинья. В плавании нас сопровождает большая моторная яхта «Меотай», арендованная журналом «Нэшнл джиогрэфик» — спонсором экспедиции. Ее присутствие объясняется несколькими причинами.

Во-первых, на ее борту находится съемочная группа. Во-вторых, на «Меотай» скрупулезно фиксируют маршрут катамарана. Когда путешествие закончится, у нас будет возможность сравнить наши примитивные расчеты с реальным курсом. И наконец, если «Хокулеа» вдруг пойдет ко дну, на яхте достаточно места, чтобы разместить всю нашу команду. Честно говоря, нам совсем не хотелось прибегать к дорогостоящим спасательным услугам береговой охраны.

«Уже четыре часа. Теперь твоя очередь, Бен», — преувеличенно бодрым голосом Томми Холмс объявляет, что мне пора освободить наш общий надувной матрац и спальный мешок и заступать на вахту. В полудреме я вылезаю из влажного, но теплого мешка и, осторожно ступая между спящих членов команды и разбросанной повсюду походной утвари, пробираюсь по скользкой палубе на корму. На воздухе холодно и сыро. Хотя мы находимся в тропиках, сильный пассат и постоянные брызги волн не дают согреться. Особенно холодно бывает по ночам, когда нет солнца. Несмотря на то, что под штормовкой у меня теплый тренировочный костюм, я по-прежнему дрожу от холода.

Эти древние полинезийцы, похоже, были крепкими ребятами. Примитивные накидки из листьев, плюс одеяла, сплетенные

из древесной коры, и циновки — вот и вся их защита от стихии. Принято считать, что крепкие тела полинезийцев, щедро одаренные природной мускулатурой и слоем подкожного жира, уже сами по себе гарантировали им защиту от ветра и морской воды. Вероятно, в этом есть доля истины — тяготы жизни морских кочевников закалили их тело и душу, поэтому дискомфорт, который испытываем мы, изнеженные горожане, они просто не замечают.

Вот, например, May, наш гавайский штурман. Перед самым отплытием я подарил ему тренировочный костюм, думая, что он воспользуется им, чтобы надеть под свою прорезиненную штормовку. Вместо этого May тщательно запаковал костюм вместе с другой одеждой и оставил его в Гонолулу. Но и штормовкой он пользовался всего несколько раз. Шорты и футболка — вот весь его наряд, который он носил в любую погоду. Слава Богу, наш эксперимент не зашел так далеко, и мы не наложили запрет на пользование свитерами, тренировочными костюмами и другими привычными для нас предметами туалета.

Для несения вахты Кавика, капитан «Хокулеа», поделил команду на две группы. Одной он руководил сам, другой — первый помощник Дейв Лайман. Ночная вахта длилась четыре часа, дневная — шесть. В отличие от скучного и утомительного ночного бдения время с четырех до восьми утра имело свои неоспоримые преимущества: восход солнца и завтрак.

...Сегодня солнце показалось чуть позже обычного. Отчасти это объяснялось тем, что весь горизонт был затянут плотной пеленой облаков. А вот и завтрак. May приготовил его из двух пойманных накануне рыб — дорадо. Сначала мы заморили червячка сырыми рыбными ломтиками, а потом нас ждало настоящее пиршество — филе, поджаренное на углях из кокосовой шелухи. May оказался поистине бесценным приобретением для «Хокулеа». Помимо прочих достоинств, он обладал еще и прекрасными кулинарными способностями.

Кстати, о пище. Учитывая гавайские традиции, а также в целях чистоты эксперимента мы взяли с собой весьма ограниченный запас провизии: вяленую рыбу, сушеные бананы, сладкий картофель, консервированный таро, немного яиц и свежих фруктов. Вот, пожалуй, и весь ассортимент, плюс рыба, пойманная в пути.

Попытка воссоздать древнюю полинезийскую печку для приготовления пищи окончилась неудачей. Выложенное из песка громоздкое сооружение занимало слишком много места на палубе. В очередной раз выручил May. В качестве печки он предложил использовать компактную жестянку из-под керосина. Такими печками пользуются сегодня рыбаки Микронезии.

Топливом служила шелуха от кокосовых орехов, которые мы прихватили с собой. Впрочем, в запасе у находчивого штурмана-кока была еще добрая сотня рецептов по их использованию. Дело в том, что для May и других жителей тихоокеанских островов кокос по-прежнему остается главным источником питьевой воды, пищи, строительным материалом и топливом. Очистив орех от шелухи, May разрубал твердую скорлупу мачете, выпивал сок, а потом вырезал изнутри аппетитные куски маслянистой белой мякоти. Очищенные половинки скорлупы служили в качестве посуды.