Журнал «Вокруг Света» №10 за 1992 год
Шрифт:
Поднимаясь по бесконечным ступеням к золотой ступе, попадаешь то в лавку-мастерскую резчика по дереву, то чеканщика по серебру, то золотых дел мастера, ювелира, обработчика слоновой кости или перламутра. Здесь же можно приобрести деревянные маски чудовища «билю», старинные монеты, другой антиквариат. У кого же нет приличных денег, может купить дешевые игрушки из бумаги и картона, прежде всего фигурки всех размеров, начиная чуть ли не с ноготок и кончая почти метровой высоты. Бирманцы верят, что сова приносит удачу, и совы из папье-маше красуются в каждом бирманском доме, подвешены в витринах магазинов и лавок, на автомобилях и автобусах. Можно даже подумать, что все рангунцы числят себя поклонниками популярной у нас игры «Что? Где? Когда?», символ которой — сова. И я решаю
— Так это же просто! — ответил он. — Сова — ночная, таинственная птица. Она видит то, что недоступно другим, знает тайны ночи, поэтому ее считают мудрой. Говорят, она приносит удачу.
По-моему, ответ исчерпывающий. Я покупаю сову и вручаю ее малышу. Хотя она и не из хрусталя, как в передаче «Что? Где? Когда?», а из папье-маше, маленький рангунец и его отец остались довольны. Приятно встретить тут и родственника нашего ваньки-встаньки — «питайндаун», что в буквальном переводе означает «сколько ни бросай, все равно принимает вертикальное положение», — игрушку, внутри которой находится противовес. Кому-то нехитрые поделки из папье-маше, наверное, могут показаться аляповатыми, но сделаны они от души, по-восточному красочно.
Перед попадающим в любой крупный город возникает проблема, как бы в нем не заблудиться. Для трехмиллионного Рангуна, несмотря на всю его хаотичность, такой проблемы, можно сказать, не существует. И прежде всего благодаря пагоде Шведагон, стоящей на высоком холме. Ее видно как на ладони, практически отовсюду в любое время суток. Ночью золотую ступу подсвечивают прожекторами. Так что Шведагон указывает правильный путь не только в переносном, но и в самом прямом смысле. Особенно хорошо заметен Шведагон поднимающимся к городу по реке со стороны моря. Потому-то золотая ступа еще и маяк, посылающий свет мореплавателям. Первый ориентир, который замечают подлетающие к Рангуну на самолете,— тоже Шведагон. Вся жизнь в бирманской столице протекает под сенью буддийского святилища.
Будда — подлинный владелец бирманской столицы. Яркое, но не пестро раскрашенное изображение Великого Учителя с неизменной улыбкой на устах можно встретить повсюду. Религиозное рвение не знает границ. В павильонах, окружающих золотую ступу пагоды Шведагон, десятки, сотни мраморных изваяний Будды, зачастую в одних и тех же позах. Такое обилие копий, как рассказывали мне служители пагоды, поразило даже Р.Никсона, тогда еще вице-президента США, посетившего Шведагон в 50-е годы. Он поинтересовался у сопровождающих, в чем тут дело. Те ответили:
— Каждый желающий может заказать статую и поместить ее здесь. Нельзя же человека лишать возможности сделать доброе дело.
Религиозное рвение не имеет пределов и в том, что касается размеров статуй Будды. Поблизости от здания парламента вас встречает огромный, в 20 метров, сидящий Будда в красивой тоге, а на холме, поросшем кокосовыми пальмами, под навесом почивает гигантский лежащий Будда с умиротворенной улыбкой, достигший блаженства нирваны.
Где-то встретилось оригинальное сравнение: памятников Ленину поставлено больше, чем Будде. Это явное преувеличение. Будда все-таки на первом месте. Мой рангунский приятель У Чжо Лвин объяснял мне:
— Мы почитаем не идолов, а память Великого Учителя, даровавшего людям свет истины. Ведь, помещая в рамку портреты родителей, вы делаете это из любви к ним, а не к клочку фотобумаги.
Излюбленный Будда в Мьянме — Будда, сидящий в позе «бхумис-парша»: «призывающий Землю в свидетели». Будда изображен в момент победы над злым демоном Марой. В знак этого правой рукой он касается земли, а левую держит ладонью к небу. По зову Будды возникает богиня Земли и, подтверждая великую победу Будды, выжимает из своих волос воду. Однажды я задумался, почему бирманцы отдают предпочтение именно этой позе Будды. Наверное, она в наибольшей степени отвечает мировосприятию бирманца — ясному
«Живешь сам — дай жить другим»
Есть такая новая отрасль науки — имагология, изучающая то, как одни народы видят другие. Какими же видят бирманцев европейцы? Слава Будде, об этом написано немало, особенно англичанами. Это облегчает мою задачу: ведь о национальных особенностях, национальном характере писать трудно. Всегда есть опасность навлечь чье-либо неудовольствие, а то и вызвать обиду. Некоторые вообще считают, что никакого национального характера нет. В принципе, конечно, все люди одинаковы, независимо от национальной принадлежности: когда больно — плачут, а весело — смеются. А вот в деталях, в отдельных штрихах, иногда едва уловимых, разнятся. Но именно такие различия и составляют национальный колорит, своеобразие. Внимательно присматриваться к различиям — не досужее дело. Это полезно и помогает избегать досадных недоразумений.
Англичанин Филдинг, автор книги «Душа одного народа», полагал, что бирманца отличает отстраненность от внешних событий, углубленность в себя, полное невмешательство в чужую жизнь, граничащее с безразличием к окружающим. Он приводит пример. В некую деревню, где через речку был перекинут весьма ненадежный мост, прибыл путешественник. Когда он направился к мосту, то никто из местных жителей не предупредил его об опасности. Мост рухнул, и незадачливый гость упал в воду. Оказывается, как уверяет автор, жители деревни не предостерегли путника потому, что слишком уважали его право выбора. Сказать ему, что мост небезопасен, означало бы, по их мнению, упрекнуть его в несообразительности, чуть ли не в глупости. Действительно, бирманцы очень деликатны и ненавязчивы. Но я по собственному опыту знаю, как они отзывчивы, всегда готовы прийти на помощь даже незнакомому человеку. Однажды, попав под тропический ливень, я брел по улицам бирманской столицы. Возле меня остановился мотоциклист и, видя мое бедственное положение, предложил подвезти. Совершенно бесплатно. Ему, оказывается, невыносимо было видеть мое жалкое положение.
Иностранцев всегда поражают спокойствие и невозмутимость бирманцев. Рангун — перенаселенный город, со всеми вытекающими из этого последствиями: сплошной людской поток, забитые машинами узкие улицы центра, донельзя переполненный транспорт. И тем не менее я ни разу не видел, чтобы кто-то кого-то толкнул, чтобы вспыхнула ссора. Даже легкие дорожные аварии, а они тут не редкость, ибо четкость в соблюдении правил дорожного движения — не главная добродетель рангунцев, никогда не сопровождаются выяснением отношений. Бирманцы склонны воспринимать их как неизбежное. Лишь пострадавший скажет: «Я ба дэ» или же «Кэйса ма щи ба бу». И все. Это самые распространенные выражения у рангунцев, и означают они примерно следующее: «Ничего, не беспокойтесь» и «Ладно, обойдется». Верно замечено, что язык — душа народа. Кстати, для бирманской письменности характерна округлость. Все элементы букв круглые. Смотреть на вывески лавок, чайных, на рекламу приятно. Ни в чем нет резкости, угловатости.
Но есть и свой взгляд народа на себя, обычно очень непохожий на взгляд со стороны. В разговоре с любым рангунцем услышишь, что бирманцы — простые, бесхитростные люди, умеющие довольствоваться тем, что имеют. Правда, У Мин Зо, мой преподаватель бирманского языка, сказав так, через некоторое время, добавил:
— У нас есть пословица:«Бесхитростных людей можно встретить только на кладбище...»
Тут мне почему-то вспомнилась одна из рангунских встреч. Как-то в пагоде Меламу, на окраине города, разговорился я с послушником лет 12, симпатичным пареньком с открытым лицом. Звали его Маунг Мьинт Тан. На мой вопрос, давно ли он стал послушником, Маунг Мьинт Тан ответил: