Журнал «Вокруг Света» №12 за 1990 год
Шрифт:
Он не страшился никаких препятствий и трудностей. Наоборот, девизом жизни Ефремова стала надпись на одном из высочайших перевалов Тибета: «Научились ли Вы радоваться препятствиям?» Он не только сам радовался борьбе со всякими трудностями в жизни, но неутомимо учил этой мудрости других. Будучи уже тяжело больным — надорвал сердце в экспедициях, в Монголии на ходу перенес инфаркт,— Иван Антонович буквально заряжал всех энтузиазмом. Уходя от него, хотелось немедленно что-то сделать значительное, доброе, нужное людям...
В самой тяжелой экспедиции его вдохновляло «...стремление к исследованию, раскрытию тайн природы путем нелегкого труда. Труда не угнетающего, не трагического и надрывного... а радостного увлечения,
Грех говорить, что работа геологов стала совсем легкой. Но геологи 20—30-х годов, вспоминает Ефремов, были намного серьезнее и ответственнее:
«Иверневу передалось скромное мужество тех, кто уходил за тысячи километров в труднодоступные местности, без врача, без радио, не ожидая никакой помощи в случае серьезного несчастья, болезни или травмы. Впервые ощутил он великую ответственность начальников экспедиций прошлого, обязанных предусмотреть все, найти выход из любого положения, потому что за их плечами стояли жизни доверившихся им людей, которые зачастую вовсе не представляли себе всех опасностей похода. И самым поразительным было ничтожное количество трагических несчастий. Опытны и мудры были капитаны геологических кораблей дальнего плавания!» («Лезвие бритвы»).
Наконец, многие видят главную причину успеха всех экспедиций Ефремова в его стремлении всегда «идти по лезвию бритвы». Но что это значит? Всегда рисковал? Шел на грани возможного и невозможного? Да, но это далеко не все. По мнению Ивана Антоновича, лезвие бритвы — это художественный образ всеобщего философского понятия. Меры, которая является главным критерием жизни его героев. Ефремов говорил, что, развивая и доводя до совершенства свои физические и интеллектуальные способности, человек — если он не хочет превратиться в совершенное животное или, наоборот, в ходячую ЭВМ — не имеет права переходить незримую грань между безднами животного и разумного начала в человеке, между тем, что надо и чего не надо делать ему по отношению к себе, другим людям и природе. И чем тоньше, острее эта грань, тем совершеннее человек. То есть, чтобы быть гармоничным, он должен всю жизнь идти словно по лезвию бритвы. А грань между этими безднами — суть мера всего на свете. Та самая мера, о которой древние греки говорили: «Метрон — аристон» (мера лучшего всего).
Но что же такое Мера и как к ней приобщиться? Многие молодые читатели, не приученные размышлять, ищут и не находят у Ефремова прямого ответа на этот вопрос. А все дело в том, что писатель никогда никого не поучал.
Ведь истины человек должен постигать сам — только тогда они ценятся и становятся его идеалами. И Ефремов всегда деликатно подводил читателя к мысли, что Красота и Нравственность — это формы существования всеобщей Меры. Красота — как наиболее целесообразная форма существования всего живого на Земле и во Вселенной. Потому во всех своих произведениях Иван Антонович уделяет столько внимания Красоте, раскрытию ее сути, важнейшей роли, которую она играет для человека и всего общества. Именно поэтому же Ефремов придает решающее значение нравственности как наиболее целесообразной и единственно возможной форме взаимоотношения людей и жизни всего общества. Более того, в своем последнем интервью для журнала «Уральский следопыт» (№ 10 за 1972 г.) Иван Антонович уже прямо говорит — главная причина гибели всех человеческих цивилизаций в падении нравственности...
Все это писал и говорил Ефремов четверть века назад. Но, как горько заметил он же в «Часе Быка»: «Слова предостережения и мудрости тонули в реве одураченных толп...»
Потому всем, кто забыл уже книги Ефремова или незнаком вообще с его творчеством, мне хочется посоветовать перечитать его сочинения, чтоб приобщиться к миру ефремовских мыслей, дел и героев — подлинно новых людей, без которых
Е. Трофименко, член Комиссии по литературному наследию И.А. Ефремова
Монеты к Новому году
Впервые рассматривая золотоордынские монеты более двадцати лет тому назад, я задался вдруг вопросом: почему на монетах Золотой Орды так много изображений животных?
Как мне удалось выяснить, изображение на монете тигра связано с календарными системами, бытовавшими в Золотой Орде. Из письменных источников известно, что золотоордынцы пользовались параллельно двумя календарными системами: циклической — двенадцатилетним животным циклом, и исторической — мусульманской хиджрой. Первый — один из древнейших календарей, по которому определялся такой порядок лет: годы Мыши, Быка, Тигра, Зайца, Дракона, Змеи, Лошади, Овцы, Обезьяны, Собаки, Курицы, Свиньи — какой был принят многими тюркоязычными народами, усвоившими этот календарь.
В Китае в отличие от тюркских народов действовал 60-летний животный цикл, представлявший собой тот же двенадцатилетний, но усложненный цветовыми характеристиками. Например, название очередного циклического года звучит так: год Синей Мыши, Синего Быка... Затем — год Красной Мыши, Красного Быка... В Золотой Орде никогда не была распространена эта разновидность двенадцатилетнего цикла, так же как и у всех кочевых тюркских народов евроазиатских степей. По преданию, счисление времени по двенадцатилетнему циклу монголы получили от уйгуров.
Среди тюркских народов издавна бытует сказка, объясняющая происхождение двенадцатилетнего цикла. В новогоднюю ночь звери собрались встретить восход солнца. Договорились, что тот, кто первым увидит его, получит право назвать год своим именем. Верблюд, понадеявшись на свой рост, не сомневался в успехе. Но взобравшаяся ему на голову мышь первой увидела восход солнца и получила право возглавить цикл. А верблюд за его спесь вообще не был включен в число двенадцати животных.
Как мы увидим позже, эта сказка и нашла отражение в монетной символике Золотой Орды.
Историческая система (хронологическая) счисления времени — хиджра берет начало с 622 года, когда Мухаммед из Мекки ушел в Медину. Она получила распространение в Золотой Орде с конца XIII — начала XIV века, по утверждению здесь мусульманской религии. Шариат обязывал правоверного мусульманина пользоваться во всех случаях жизни только священным календарем — хиджрой. По нему мусульмане справляли и все религиозные праздники. Но мусульманский календарь лунный, он короче солнечного на 11 суток, на которые, относительно солнечного фиксированного года, начало его ежегодно и смещается. Так, например, если текущий год хиджры начинается в первой декаде августа, когда солнце находилось в созвездии Рака, то следующий — в конце июля, когда солнце находилось уже в зодиакальном созвездии Льва. Это своеобразие мусульманского года нашло отражение и в золотоордынской нумизматике.
Но мусульманская хиджра так и не победила в Золотой Орде циклический двенадцатилетний животный календарь. По-видимому, был достигнут компромисс. На всех официальных документах эпохи существования этого государства наряду с датой по хиджре называется год животного цикла. Когда в Золотой Орде усилилась власть кочевых феодалов, верных старым традициям, на некоторых монетах вообще не выбивали года выпуска по хиджре, а только символ циклического года, в который была выпущена монета.
Естественно, возникает вопрос: а зачем вообще нужно было выпускать монеты с символом года?