Журнал «Вокруг Света» №3 за 2001 год
Шрифт:
Первая мировая война, разразившаяся летом 1914 года, обрекла их на долгую разлуку. Объявление военных действий застало Наташу на гастролях в Бухаресте. После же ей пришлось ехать в Москву. Алексей отпрашивался у петербургского начальства на фронт, но получил приказ оставаться на своем месте. Он был назначен представителем русской армии при Французской главной квартире. В задачу Игнатьева входило сообщать сведения о ходе военных действий с Германией, координировать союзническую связь русского командования с Главной квартирой, заниматься распределением военных заказов между военными промышленниками, закупать оружие.
«На пути работы моей, – жаловался он далекой подруге, – масса препятствий: глупость, бестолковость, самолюбие, зависть людей, эгоизм союзников –
И все-таки новый, 1915 год он встречает, благословляя трагический ушедший, – он подарил ему единственную женщину, по его выражению, скроенную словно для него, «тютелька в тютельку». А впереди были долгие месяцы разлуки. В одном из своих последних перед встречей писем к Наташе Алексей писал: «Хочу, чтобы эта бумага передала тебе мою любовь, полную, восторженную, именно восторженную – страсть, желание, нежность, силу, благодарность – все, что может переполнять сердце любящего. Я счастлив своей любовью – дорогая, не оставляй, не пренебрегай, не осмеивай ее».
Наверное, наступил момент, когда любовь Алексея, словно материализовавшись, превратилась в тот мощнейший магнит, который, действуя неукротимыми силами природы сквозь все преграды и расстояния, отдал Наташу Алексею. И 8 июля 1916 года она вернулась в Париж.
Об Алексее Алексеевиче Игнатьеве нынче мало вспоминают. Он, зная наши российские обычаи, и сам это предвидел, написав еще в 1915 году: «Жил, умер и забыли». Хорошо еще, что успел написать книгу, в которой постарался объяснить свои взгляды, сделавшие его «чужим среди своих». «Глухое сознание несправедливостей русской жизни, созревавшее с молодых лет… болезненное сознание превосходства европейского демократического строя над отсталой царской Россией представляли к этому времени такое накопление горючего материала, что требовалась только спичка, чтобы его воспламенить».
Этой спичкой стало известие о революции в России. Игнатьев принял ее как факт неизбежный, не сомневаясь, что этот очищающий вал смоет грязь, отсталость, губительное социальное неравенство и послужит процветанию России.
– Ты понимаешь, Наташечка, что случилось? Революция! Выход из плена! – с сияющими глазами говорил он. – Нет цепей, нет рабства. Теперь русские покажут, чего они стоят, всему миру – и русская мысль раскрепостит всю планету.
– Нет, не понимаю, – возражала Наташа. – И ты не все понимаешь. Что произойдет с тобой? Ты позабыл о крови Французской революции. В первую голову истребят аристократию. Ты вот горишь любовью именно к службе, а там тебя к ней не допустят.
– Там? – Игнатьев возмутился: – Не «там», а «у нас». Я служил России и буду ей служить. Никакие события этому не воспрепятствуют. Была бы Россия, а пережить за нее можно все. У нас и невозможное бывает возможным. На то мы и русские.
В апреле 1918 года Игнатьев получил, наконец, развод. Вскоре к ним зашел его знакомый и, узнав об этой новости, весело сказал: «Так что ж, друзья, теперь, как говорится, все честным миром да за свадебку».
А 16 июня 1918 года Наташа и Алексей обвенчались. Все выглядело просто и скромно. Он в походной военной форме, она в обыкновенном платье. Невесте было тридцать три года. Жениху на восемь лет больше.
…«Если спросят вас: „Чья вы?“ – вы должны ответить: „Алексея Алексеевича Игнатьева!“
Вскоре после этого события они встретились с Федором Ивановичем Шаляпиным, с которым Игнатьев, обладатель прекрасного тенора, не раз певал дуэтом, и Наташа вдруг вспомнила давнюю историю о том, как везла Федора Великого домой, а потом возвращалась ночью по пустынной Москве. Тот же ничего не помнил… Утром она получила большую корзину с экзотическими фруктами. Внутри была вложена карточка: «Графине Игнатьевой от Федора Шаляпина».
События в России внесли в парижскую жизнь генерал-майора Игнатьева (это звание было присвоено ему Временным правительством в сентябре 1917 года) существенные изменения. Его миссия как представителя царской
Эмигрантская пресса бушевала. Игнатьев был объявлен изменником, ренегатом, большевистским прихвостнем, осрамившим честь офицера. Ему предлагали застрелиться, если он не хочет быть застреленным. На воззвании, призывавшем к суровому суду над отступником, Алексей Алексеевич увидел и подпись родного брата.
…Подобно многим, осенью 1918 года семья Игнатьевых, включая матушку Алексея Софью Сергеевну, прибыла в Париж, оставив в России все, чем можно было жить. Как мог, Алексей помогал беглецам устраиваться. Здесь старая графиня Игнатьева, урожденная Мещерская, познакомилась со своей новой невесткой. Наташа ей понравилась. И все же наступил день, который Игнатьев считал тяжелейшим. Под давлением двух младших сыновей да и всеобщего мнения, под угрозой отлучения ее от церкви как матери клятвоотступника Софья Сергеевна отказала старшему сыну от дома. Алексей побывал у родных только раз – когда умиравший брат Павел захотел с ним попрощаться. Перед погребением покойного Алексей встретился с Софьей Сергеевной в каком-то обшарпанном кафе, и она просила не приходить на похороны, «не позорить их перед кладбищенским сторожем».
Игнатьев оказался безработным. А ведь стоило ему пошевелить пальцем, и деньги явились бы сами собой. Акционерные общества росли как грибы – Игнатьеву платили бы только за громкое имя, титул. Но это было не для него. Чтобы как-то прокормиться, Наташа с наспех сколоченными артистическими группами моталась по провинции, выступала в любых условиях и за мизерную плату. Безденежье всерьез взялось за Игнатьевых. Вскоре пришлось продать квартиру на набережной Бурбонов вместе со всем ее содержимым. В последний раз они прошлись по комнатам, где были незабываемо счастливы. Теперь все вокруг походило на кладбище. Нагрузив такси личными вещами, они поехали прочь. Алексей оглянулся, и Наташа увидела в его глазах слезы. И чтобы подбодрить его, сказала: «Нечего хныкать. Не о чем. Ты же знаешь наш уговор – все будет по-хорошему и по-нашему!»
Когда же Алексей привез жену в их новое жилище и она увидела полуподвал, стены которого были мокры, а полы завалены чужой рухлядью, Наташа, никогда не терявшая присутствия духа, заплакала навзрыд.
Этот амбар, наполовину вросший в землю, оказался единственным, что было им теперь по карману. Но маленький участок земли, полученный в придачу, буквально спас их от голода. Игнатьев проявил редкую практичность. Заваленную мусором и битым стеклом землю он очистил, привез удобрения и устроил два парника. Детские деревенские наблюдения дали поразительный результат. Алексей Алексеевич оказался прекрасным огородником. Но душа Игнатьева жаждала прекрасного, и он увлекся штамбовыми розами, превратившими этот маленький кусочек земли в райский уголок. Однажды супругов разыскала их старая приятельница Анна Павлова. Мелкой балетной походкой она прошлась вдоль игнатьевских роз, обернулась, подозвала к себе Наташу и, глядя на улыбавшегося им Алексея, со страстью вымолвила: «Какие же вы счастливые!»