Журнал "Вокруг Света" №4 за 1998 год

Журнал Вокруг Света

— Я здесь родилась и не чувствую себя чужой.

— А откуда ваши родители?

— С Дальнего Востока. А что?..

Уже на улице, до сих пор молчавший Яан заметил мне:

— Русские, которые живут в Эстонии тридцать-сорок лет, много приняли от местных. Скажу больше, эстонский дух отложил на них некоторый отпечаток... Ты это должен понимать.

В тот же вечер я получил этому еще одно подтверждение. Случилось это у Сережи, у моего однокурсника, корабельного инженера. О нем мне еще недавно писали знакомые, как о человеке, который вовремя разобрался

в грядущих переменах и, поняв, что союзному заводу, где он работал, осталось существовать недолго, занялся электроникой. Не оттого ли, как только я вошел в его дом, отметил в нем уверенность, которую дает востребованная профессия.

Квартира полная ожиданием гостя: хорошо урегулированная музыка; у дивана накрытый столик — бутерброды с красной икрой, рассчитанные на один укус, немного сыру, рюмочки с наперсток — в общем, всего ровно столько, сколько у эстонцев подают для поддержания разговора. Но я находился не у эстонцев и потому имел основание думать, что подобный стол предполагает, по крайней мере, еще и томящегося в духовке гуся.

— Хорошо принимаете, — сказал я вежливо.

— Мы помним твою историю с кофейной гущей, — расплылся в улыбке Сережа.

Появилась его жена Наташа, и мы, получив ее одобрение, сели к столику...

Историю с кофейной гущей я мог рассказать где угодно и кому угодно. Она сводилась к тому, как в очередной раз приехав в Таллинн, вышел в город и встретил Вяйно, знакомого эстонца, с которым познакомился в Москве. Он пригласил меня в гости. «Сегодня вы у нас» — гвоздем засели у меня в голове его слова. И потому, вместо обеда, ограничившись чем-то очень легким, к ужину я отправился к нему.

Поднимаясь без лифта на его этаж, я уже согласен был даже на капусту-мульги, эстонское национальное блюдо, тяжело воспринимаемое чужестранцами, блюдо из кислой капусты, тушеной с перловой крупой и салом... Когда Вяйно открыл дверь, я не уловил в доме никаких запахов еды. Только запах мастики для пола и слабый запах кофе. «Сейчас будем пить кофе», — вошла и сказала сияющая хозяйка. Она расставила на столике маленькие чашечки, ушла и вернулась с кофейницей, и тут я окончательно убедился — еды не будет. Даже маленьких с пятачок бутербродиков не будет. Мною овладело настоящее чувство голода. «Положу-ка побольше сахару, выпью чашку, вторую, третью, а потом съем сладкую кофейную гущу», — не успел и подумать, как хозяйка поставила передо мной чашку и сказала: «Для вас мы кофе процедили»...

— В Москве, — говорю я Сереже и Наташе, — рассказывать об этом рискованно, хозяева могут принять эту историю за намек и тут же вывалить на стол все содержимое холодильника...

— Тебе чаю или кофе? — неожиданно предлагает мне Наташа, еще не убрав со стола вилки и ножи.

И я понимаю: гуся не будет.

— Мне кофе, — прошу я и опять надеюсь на кофейную гущу.

Обстоятельного предметного разговора с Расмусом Кангропоолем не получилось. Мы сидели в его кабинете в тяжелых, обитых кожей креслах, и беседа велась вокруг Таллинна, города, где нет ни одной пропавшей улицы и которому предстоит войти в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. За свои семьсот пятьдесят лет он прекрасно сохранился, у него своя особенность: он, с одной стороны, — Вышгород, феодальный город, с другой — Нижний, бюргерский свободный. В них течет жизнь, в домах горит свет, и им не грозит опасность стареть и разваливаться.

Одним словом, разговор шел о вещах, которые я хорошо знал — за время нашей дружбы с моими заездами в Таллинн меня просвещали и Яан, и сам Кангропооль. Так что я слушал не очень внимательно, и мой собеседник видел — мои мысли где-то за окном. Мне же ничего не оставалось как откровенно признаться, что за этот приезд я сильно привязался к улицам и провел на них почти все

время и лишь вечерами отправлялся по Вяйке Америка в дом, где остановился.

Здесь, на темной улице, в подворотне меня поджидали парни, они ждали от меня сигарет. С одним из них, наконец, я решил заговорить, но из этого ничего не вышло.

— Как живете? — спросил я того, кто подошел ко мне.

— Как живешь? — спросил он в свою очередь товарища.

— Как живу? Не знаю, — отозвался тот из темноты.

И я почувствовал, что мои сигареты слишком малый повод, чтобы дать им заглянуть в себя. Таких парней, оседающих в подворотне и подъездах, и у нас немало, но когда я о парнях с Вяйке Америка рассказал Славе Титову, он сказал:

— Это из тех ребят, кто, окончив школу, без знания эстонского не могут найти себе применения.

Кангропооль же об этом отозвался так:

— С языком им было бы легче... В Эстонии сейчас самое главное — язык. Знаешь эстонский — неважно, где ты родился, кто твои родители, знаешь эстонский — ты уважаешь культуру Эстонии.

А потом неожиданно он спросил меня:

— Что особенного теперь вы заметили для себя в Таллинне? И я рассказал ему, как передал для президента Эстонии

Леннарта Мери наш журнал с письмом его московского друга.

Вот как это выглядело: С первого же звонка в справочном мне дали номер телефона канцелярии президента. Я позвонил. Ответила секретарша. Я назвал себя и сказал по какому поводу звоню.

— Вы хотите лично передать? — услышал я.

— Нет, нет, — сказал я, — я бы передал любому, кто встретит меня.

— Пожалуйста, Вейценберги 39.

Прогулялся до Кадриорга. Дождь перестал, небо осветилось. Иду по дорожке парка, подхожу к Петровскому дворцу, вхожу в ворота. Обстановка непарадная, по всему видно — здесь давно ведутся ремонтные работы. Но спросить не у кого. Вокруг ни души. Забор ведет вглубь леса. Дошел до его поворота, обогнул территорию дворца и здесь вижу небольшое аккуратненькое строение и перед ним стоянка машин. И опять никого. Подхожу близко к подъезду, читаю: «Канцелярия президента Эстонии». Несколько ступенек — и я нажимаю на кнопку, щелчок — и дверь открывается. В глубине помещения окошко, и в нем молодой человек в синей униформе. Подхожу. Он встает.

— Пожалуйста, — протягиваю ему пакет, — это президенту.

— Спасибо...

Вышел я из канцелярии президента и недоверчиво осмотрелся. Где они? Может, спрятались за деревьями? Откровенно прощупываю глазами лес. Никого. Убеждаюсь, что мной никто не интересуется. И я, сетуя на подобное невнимание к себе, иду по дорожке и выхожу на трамвайную остановку...

Мы сидели в кабинете Расмуса Кангропооля в тяжелых, обитых кожей креслах, перед нами за окном как на ладони лежала площадь Ратуши. Нарядная разноцветными домами, чисто вымытой дождями брусчаткой, она производила впечатление места, где все готово к празднику, но время ему еще не настало.

Надир Сафиев

Таллинн

Земля людей: Один день на охоте в Каскадных горах

В половине четвертого утра я выезжаю из дома. Пересекаю лишь угадывающуюся в полной темноте под пролетами моста бесшумно, но мощно текущую Колумбию и держу путь на север — из Орегона в соседний штат Вашингтон. Еду на охоту.

Ночное шоссе свободно, полицейских не видно, антирадар молчит, успокаивающе посвечивая над рулем зеленым огоньком, можно было бы и поддать газу, но, к сожалению, туман. В его разрывах на холмах проглядывает чистое небо со звездами — погода обещана хорошая, что в ноябре в этих краях на Северо-Западе США редкость.