Журнал «Юность» №11/2022

Литературно-художественный журнал

– Женя! Женя, мне страшно! По стене кто-то ползет! Он уже на мне, сними его с меня, Женя! Он душит меня! Задыхаюсь! Мамочки, Женя, помогите!

– Да что мне сделать, чтобы ты отстала от меня и поняла, что умерла?! Ты – труп! Ничто! Тебя нет! Замолчи уже! Это просто невыносимо!

Евгений откинул наушники, вскочил с кресла. Из-под крана налил себе воды. Тепловатая, с химическим привкусом. Противно. Но пил жадно. Из кружки, в чьи белые бока въелся чайный загар. Полина всегда мыла тщательно, а им с Ксюшей было

все равно. Не до этого. И не до мытья плитки кухонной с жирными застывшими каплями. Просто плитка, никакая не азулежу. Хотя и были они с женой в Лиссабоне: на тридцатую годовщину подарили себе первое и единственное их совместное заграничное путешествие. Только Полина тогда была уже рассеянная, опустевшая… Не Полина вовсе, а одна только оболочка, изъеденная изнутри. Рассматривала узорчатые украшения зданий без особого интереса, забыв, что когда-то мечтала обклеить кухню португальскими изразцами. Только кричащие чайки да цветущие камелии выводили ее из чувственного оцепенения. «Смеются над нами», – говорила она уверенно, заслышав громкие птичьи голоса. «Да с чего им смеяться-то? Плакать надо, плакать…» – «Они сами знают, с чего, вот и смеются! Смешные мы, Женя!» И она слегка оживлялась. Но стоило чайкам замолкнуть, как и Полина вдруг вся закрывалась, скукоживалась и сомнамбулой бродила вслед за ним по городу, только и фотографируя, что обильно цветущие кусты с мясистыми розовыми камелиями. Ее почему-то манили эти космически-правильные бутоны, она, как зачарованная, смотрела на них и не могла оторваться. Евгений называл их «цветы без души». Цветы, не способные на запах. «Вот и славно, милый мой. Цветы, не способные на запах, а значит, и на воспоминания. Пускай на моих похоронах будут только камелии». «Замолчи, Полина. Не выводи меня из себя». Только и мог тогда, что рычать сквозь зубы Евгений от своей слабости и невозможности остановить ни болезнь ее тела, ни болезнь ее ума.

– Женя, а я вспомнила, Женя!

Из дальней комнаты вновь раздался крик. Но уже другой, не как те ее крики, что все эти последние, потерявшие для него счет дни, не давали ему покоя. Полина радостно кричала ему из комнаты с закрытой дверью, занавешенным зеркалом, незастекленным балконом: «Я вспомнила, Женя, что ты подарил мне на день рождения! Я вспомнила, вспомнила! Камелии! Ты подарил мне камелии! Как же они приятно пахли! Пахли камелии… Значит, ты прав, Женя… Значит, я действительно умерла».

Юрий Нечипоренко

Родился в г. Ровеньки Луганской области, живет в Москве.

Биофизик, доктор физико-математических наук, известный детский писатель. Автор нескольких сотен статей в области точных наук, художественной критики, искусствоведения

и публицистики. Лауреат премий «Ясная Поляна», имени Сергея Михалкова, имени Антона Дельвига и др. Инициатор и директор Всероссийского фестиваля детской книги, председатель Общества друзей Газданова, член Русского ПЕН-центра и Московского совета Ассоциации искусствоведов. Книги переведены на греческий, китайский, сербский, румынский и другие языки.

Первая публикация в журнале «Юность» – роман «Инициация» в 1998 году.

Жертва науки

Гоги перевелся в Москву из Тбилисского университета. Длинные, тонкие пальцы, тонкий нос – Гоги был утонченным красавцем, казался воплощением лучших черт грузинского народа: вкуса, нежности и благородства. Учился он неплохо, но по причине наличия в Москве друзей и грузинских красоток не мог уделять занятиям много времени. Нагрузка была у нас, что ни говори, очень приличная, и без значительных усилий Гоги начинал «плавать».

Как-то я повидал прелестную компанию его друзей и подружек. Они подвизались на других факультетах, где им как-то удавалось филонить, и вели они себя так, будто образование вообще не требовало усилий. Он были столь умны и прекрасны, что все должно было даваться им без труда, преподаватели должны были быть очень счастливы, что им удалось соприкоснуться с этими представителями высшей расы… С презрением относились они к «рабочим лошадкам», зубрилкам и заурядным студентам-пахарям. Они словно устраивали соревнование: кто закончит университет, совсем не напрягаясь, и получит, так сказать, минимально высшее образование.

Наверное, абсолютным рекордом тут было бы вообще не заглядывать в учебники и не появляться на занятиях… Чаще всего они проводили время где-то неподалеку от мест учебы, на «сачках» в гумкорпусе и в курилках, где могли с оттенком превосходства и чувством легкого презрения поглядывать на других. Подобное поведение было для них не просто знаком отличия от заурядных студентов, но и признаком совершенства: мозги должны были оставаться свободными от скучных лекций.

Тогдашнему высшему образованию они как беспечные и балованные дети влиятельных родителей противопоставили некий высший образ жизни, в котором вся жизнь являлась чередой развлечений, и переходы от радости предвкушения к удовольствию наслаждения не должны были никак, даже на самое короткое время, уступать позорным учебным занятиям.

Если на гуманитарных факультетах такой образ жизни мог как-то сойти, то на естественных об этом не могло быть и речи. Две-три ненаписанные контрольные, несданные задачи по практикуму – и тобой уже вплотную занимается учебная часть… Тогда студент получает столько проблем на свою голову, что жизнь заурядного зубрилки выглядит по сравнению с его существованием просто верхом удовольствия.

Конец ознакомительного фрагмента.