Журналист
Шрифт:
Чего он еще захочет? Чем все это закончится?
Но не столько беспокойство за свою репутацию и карьеру терзало Иуду, сколько беспокойство иного рода. Иешуа, родное его дитя, выпестованное в колыбели честолюбия и таланта, стал вдруг чужим и страшным, далеким и неузнаваемым. Ниточки, за которые дергал Иуда свою марионетку, постепенно оборвались, и Иуда даже не заметил — когда и как.
Первой ласточкой грядущей беды стало дошедшее до слуха Иуды заявление Иешуа: «Я и Отец одно». Иуде сразу
Но он не пошел слушать пророка лично, хотя тот уже проповедовал в окрестностях Иерусалима. Иуде стало вдруг страшно выяснять, каков же на самом деле Иешуа бар Иосиф. Может, Бог отвел Иуде глаза, и он просто не узрел сына Божия во всей славе его? Может, все, что пишет Иуда, ничем не лучше речей настоящего Иешуа? А может, и хуже? А может, это и есть его истинные речи и дела?
Иуда продолжал писать, а слухи продолжали носиться в воздухе, и Иуда все меньше узнавал в них своего Иешуа. Это был и он, и не он. Разговор с самаритянкой, пересказанный Иуде одним поклонником проповедника, поставил его в тупик. Проникновение в души и судьбы людей — возможно, это досужий вымысел. Но кто мог выдумать такую прекрасную метафору: живая вода веры? Такое под силу было лишь старым мастерам, какому-нибудь Исаие или Даниилу. «Оставьте мертвым хоронить мертвых», — — целыми днями крутилось в горящей голове обманутого автора. Он не мог уже разобрать и припомнить, где кончается речь персонажа и начинается речь прототипа. «Положивший руку свою на соху не оборачивается», «Птицы небесные имеют гнезда и звери лесные имеют норы, а Сыну Человеческому негде голову преклнить»…
А притчи, которые вдруг как из рога изобилия посыпались из уст бездарного пустослова — одна полнее другой? Скажем, притча о посеянных зернах, из которых одно упало на дорогу, другое на камень, третье… Иуда поймал себя на том, что пытается изобрести нечто подобное. Пытается подражать. Это было ударом.
Меж тем приближалась Пасха. Надо было придумать что-нибудь эдакое, праздничное, экстравагантное. Но не успел Иуда перебрать на бумаге несколько очередных анекдотов, как новоявленный Мессия сам вскочил в колонку происшествий: движение паломников в Иерусалим было приостановлено из-за толчеи, созданной поклониками Иешуа. Иуда собственноручно заносил на бумагу свидетельства очевидцев: толпы почитателей, бросавших под ноги Царю Израилевому свою верхнюю одежду, крики «Осанна» и взмахи пальмовых ветвей… Дурной сон становился явью.
Особенно поразило его письмо постоянной читательницы, в котором она сообщала, что саддукеи, встревоженные неуплатой налогов Иешуа, о которой распространялся «Сын
Ночью Иуда не сомкнул глаз. Если все это выдумки, то Иуду обошел великий талант. А если нет? Если Голем, созданный журналюгой, обрел свою силу?
Его ответ был прост до гениальности, он вмещал в себя все ответы на все вопросы, он передавал дух того образа, над которым трудился Иуда — но как передавал! Иуда так не мог. Иуде не хватало ума и таланта. Он мог лишь бессильно опустить руки перед собственным творением, которое превзошло его.
На следующий день прислужник Храма и один фарисей в голос уверяли его, что Иешуа хитроумно избежал каверзной ловушки и спас жизнь женщине, уличенной в прелюбодеянии: предложил бросить в нее камень тому, кто совсем без греха. Такая апелляция к совести единоверцев попала в точку. Фарисей был в восторге, хотя поражение потерпели его же товарищи (Иуда сам создал эту конфронтацию в своих статьях, и вот она сработала в очередной раз!), а Иуда слушал его, побледнев. Он пообещал, что опишет этот удивительный случай, пошел домой и слег. Он ненавидел Иешуа Га Ноцри.
Ему ничего не стоило в ближайшем же номере намекнуть на то, что титул Сына Божия и сына Давидова означает в устах Иешуа претензию на царскую власть, что является преступлением против римского закона об оскорблении величия цезаря, — это раз. Два — в следующем номере «Сына Израиля» были приведены кощунственные обещания новоявленного Мессии разрушить иерусалимский Храм. Не говоря уже о неоднократных нарушениях субботнего покоя… Припомнилась и неуплата налогов, и неуважение к старейшинам… И все это в старом добром нейтральном тоне.
13 нисана Иешуа Га Ноцри был схвачен иерусалимскими властями. Иуда напряженно следил за ходом следствия. Оно длилось недолго. На следующий же день бунтовщик и богохульник был распят на Голгофе. Иуда, с трудом поднявшись с постели, весь больной и разбитый, сходил посмотреть на свое мертвое произведение. Но опоздал: казненного уже сняли с креста и положили в склеп. Ему передали последние слова Иешуа. Они были, как всегда, лаконичны и прекрасны. Спустя пару дней появились уже какие-то брошюрки с описанием его последнего ужина. Иуда несколько раз перечитал эпизод с омовением ног. Говорят, при этом он плакал.
Редактор премировал талантливого журналиста крупной суммой. Но Иуда швырнул деньги в лицо оторопевшему Баруху, пришел домой и повесился на потолочной балке.
А по городу уже полз слух: женщины, пришедшие умастить благовониями тело мертвого Мессии, не нашли во гробе никого. Никого.