Журналист
Шрифт:
— Сейчас порнуху смотреть будем, товарищ лейтенант! Тебе понравится, я обещаю…
После первых же кадров у Зятя затряслось лицо, и он затравленно обернулся к Андрею, но Обнорский словно не заметил его реакции, продолжал гоготать, развалясь в кресле с сигаретой и хлопая себя ладонью по колену.
— Клево, правда? Гляди-гляди, сейчас она в рот брать начнет… Ух ты, лапочка, смотри, как заглатывает… Смотри, говорю!
Кирилл остановившимися глазами смотрел не на экран, а на Обнорского, поэтому Андрей страшной хваткой взял Выродина за подбородок и резко повернул его лицо к телевизору:
— Смотри! А сейчас она раком встанет, мне этот момент
Выродин попытался встать с кресла, но Обнорский правой рукой толкнул его обратно, скривившись от боли под повязкой.
— Сидеть! Нравится порнушка? Нравится или нет, я спрашиваю? Хочешь — подарю? А?! Мне не жалко. Для такого парня… Правда, это вторая копия. А «лазерный диск» — он в Союзе. Вот, думаю, может, тестю твоему послать? А? Пусть старик порадуется… Что скажешь, Киря?
Страшный был голос у Обнорского, но еще больше пугал Выродина его взгляд — тяжелый, вдавливающий в кресло, словно перегрузка при наборе высоты самолетом.
— Ч-чего т-ты хо-хочешь? — наконец спросил Кирилл, запинаясь от ужаса.
Андрей встал со своего кресла и, наклонившись к Выродину совсем близко, прошептал, медленно выговаривая слова:
— Я хочу, чтобы ты мне рассказал одну вещь: с кем ты приходил в ту ночь к Новоселову и зачем. Понял? Понял?!
Выродин затрясся уже всем телом.
— В какую ночь? Куда приходил?
Обнорский оскалился, казалось, еще немного — и он вцепится Кириллу в горло, словно вампир из фильма ужасов.
— Не серди меня, мальчик! В ту самую ночь! Или забыл уже?! Ну!
Взгляд Андрея прожигал Зятя насквозь, и Кирилл не выдержал этой страшной, буравящей мозг силы — он всхлипнул, дернулся несколько раз и заплакал как-то по-детски беззащитно и горько. Пощечина, которую дал ему Обнорский, не дала ему поплакать вволю.
— После поревешь, сынок! Рассказывай! Ну! И Кирилл сломался окончательно, в горле у него что-то пискнуло, и он торопливо заговорил, давясь словами…
Кирилл Выродин был обычным саранским пареньком, росшим в простой семье. Отец его работал машинистом в депо, а мать продавала железнодорожные билеты на вокзале. Когда Киря в десятом классе решил ехать в Москву, чтобы поступать в ВИИЯ, все его отговаривали, убеждали, что парень без блата все равно не поступит в такое престижное заведение. Но Кирилла с детства тянуло к языкам, английский он знал лучше всех в своей школе, а в десятом классе даже подмечал грамматические ошибки у учительницы. И Выродин рискнул, а рискнув, сдал все вступительные экзамены на отлично. Он весь выложился на экзаменах и, может быть, поэтому, получив последнюю пятерку, расслабился и сделал большую глупость — согласился в тот победный свой вечер хлебнуть вина, которое откуда-то было в лагере на абитуре у одного парня, сына полковника из «десятки». Этот парень в отличие от Кири в своем поступлении с самого начала не сомневался.
С алкогольным выхлопом абитуриента Выродина отловил майор Харитонов, ставший впоследствии их курсовым офицером. Харитонов за употребление спиртных напитков мог запросто отправить Кирю обратно в Саранск — приказа о зачислении еще не было, с абитуры выгоняли и за меньшие провинности…
Выродину показалось, что рушится вся его жизнь, и он едва не встал перед майором на колени. Харитонов «пожалел» парня, но дал понять, что долг платежом красен… С тех самых пор стал вскоре зачисленный в Военный Краснознаменный институт курсант Выродин обыкновенным стукачом, исправно доносившим Харитонову на своих однокурсников.
Благодаря
После выпуска лейтенант Выродин получил направление в «десятку», откуда его летом 1989 года послали в Ливию. Перед отъездом новоиспеченного лейтенанта нашел подполковник Харитонов, который пожелал Кириллу успешной службы и намекнул, что в Ливии его найдет один человек, которого слушаться нужно так же, как Харитонова все эти годы…
Этот человек действительно нашел Выродина в самом начале 1990 года в Триполи, но, в отличие от курсового офицера, стучать на коллег не просил. На лейтенанта были возложены совсем другие обязанности. Поскольку Кирилл работал на трипольской военной авиабазе «Майтига», поручения приятеля Харитонова касались непосредственно места работы лейтенанта. Иногда на базу садились какие-то странные транспортные борта с советскими опознавательными знаками, но ни в каких диспетчерских документах эти самолеты не значились.
Более того, ни один из советских хабиров или переводяг, работавших на «Майтиге», вообще не знал о прилетах этих бортов — они садились на дальние полосы, и их сразу же загоняли в ангары.
Задача у Кирилла была простая — ему заранее сообщались день и время прилета очередного борта, Выродин встречал его вместе с какими-то молчаливыми ливийскими офицерами и переводил им слова командира экипажа о количестве и маркировке ящиков, составлявших груз. Никаких бумаг, накладных, актов о передаче никто не составлял. Кирилл просто считал ящики, запоминал маркировку и передавал эту информацию приятелю Харитонова. Что было в ящиках, Выродин не знал, но догадывался, что эти странные борта, садившиеся на «Майтиге» не чаще одного раза в месяц, привозили оружие, потому что ящики были длинными, тяжелыми и выкрашенными в зеленый цвет… В подробности Выродин даже не пытался вникать, хотя его не могла не смущать странная таинственность, связанная с прилетом этих транспортников. Возможно, это были какие-то секретные поставки, но почему тогда никто не оформлял никаких бумаг, а весь учет велся лишь глазами какого-то лейтенанта?
Обычно все операции по встрече борта и его разгрузке завершались очень быстро и проходили без сучка, без задоринки, но в августе 1990 года случился непредвиденный инцидент.
В тот день Кирилл маялся животом и не вылезал из туалета, а транспортный борт сел, как назло, на сорок минут раньше того времени, о котором сообщил лейтенанту его новый хозяин. К борту, как обычно, подошли два ливийца, вышел командир экипажа, а переводчика не было: Выродин как раз мучился на унитазе, проклиная дернийские мандарины, которыми объелся накануне.