Журналистика и разведка
Шрифт:
Витторио Сторато подтверждает слова Джоэля Каца:
– Да, этот фильм должен был сниматься в вашей стране. Иначе он неизбежно превратился бы в "клюкву". Здесь во всем испытываешь чувство достоверности - в природе, декорациях, костюмах. Кстати, эти декорации и костюмы могли создать лишь такие блестящие художники мирового класса, как Александр Попов и Элла Маклакова. Это не просто высокоодаренные профессионалы. Они - органическая частица того великого целого, что зовется русским культурным наследием. Без них, без их коллег декораторов, гримеров картина не стала бы ярким полотном истории государства царя Петра.
В заключение беседы Витторио Сторато переходит уже сам без наводящих вопросов на политику.
– Хочется надеяться,- говорит он,- что гигантский телевизионный эксперимент двух корпораций - Эн-Би-Си и Киностудии имени Горького запомнится миллионам людей как значительная веха в киноискусстве, как пример возможностей развития связей Америки и России в области культуры.
Что ж, высказывание, как будто взятое со страниц советской прессы
ХАЧАТУРЯН, БЛАНТЕР И ДЕТИ ВОЖДЕЙ
И еще один эпизод из поры журналистской жизни в "генеральском звании" - встреча со Светланой Сталиной в Москве, тоже организованная по инициативе КГБ. ТАСС всколыхнула новость - Светлана возвращается! Та самая Светлана, что сбежала из Индии на Запад, подставив под удар премьера Косыгина. Он гарантировал ее благонадежность, несмотря на протесты КГБ. А она подвела его, знавшего ее чуть ли не с детства, а заодно и своих ближайших друзей, рассказав в своей книге "Один год спустя" об их настроениях и антисоветских высказываниях у нее на кухне в московской квартире. Подвела не только их, но и память отца, осложнила жизнь дочери и сына, оставленных в Советском Союзе - стране, где она родилась, выросла, вышла впервые замуж и пользовалась всеми благами любимого чада диктатора. О характере этих благ она рассказала потом сама, частично мне довелось узнать некоторые детали от ее первого мужа Григория Иосифовича Морозова. С ним судьба свела далеко от Москвы - в Дели, за дружеским столом в доме Эдуарда Сорокина. В детстве Гриша был однокашником сына Сталина Василия, сидели в школе за одной партой. В 1934 году школьный друг пригласил его на дачу в подмосковное Зубалово. Там и довелось познакомиться со Светланой. Мужем и женой они стали через десять лет - весной 1944 года. Страна сражалась с немецким фашизмом, и хотя фронт уже был далеко, Сталин все-таки распорядился поселить молодоженов на своей "дальней даче", в ста километрах от столицы. Эта резиденция вождя, вспоминает Григорий Иосифович, представляла собой сравнительно небольшой, но уютный дом: удобная, без претензий мебель, мягкие ковры. В ней юные супруги провели в одиночестве свой медовый месяц. Органы безопасности проявляли о них отеческую заботу. Страна голодала, мерзла холодными зимами - на даче было тепло и сытно. Особое внимание уделялось безопасности. Чтобы приехать в гости, даже близким друзьям требовалось специальное разрешение НКВД. Вскоре супруги получили прекрасную по тем временам квартиру в доме правительства в Москве, а затем их переселили на более близкую дачу в Зубалове, на Рублевском шоссе. И снова все привилегии, о которых народ истощенной войной, разрушенной страны не мог и мечтать.
Люди моего поколения помнят Светлану с детства по фотографиям в газетах и журналах страны. На руках вождя сидела маленькая девочка, чуть-чуть похожая на него. В тридцатые имя Светлана стало модным. Многие стали называть так своих дочерей. Повзрослевшая Светлана надолго исчезла с газетных страниц, с тем чтобы потом появиться на страницах своей первой и талантливой книги "Двадцать писем к другу".
В Дели, до встречи в Москве, я побывал в крохотной квартирке, где останавливалась она, прошел маршрутом ее бегства от жилого советского городка до посольства Соединенных Штатов. Наконец мне довелось увидеть Светлану в Москве, в Комитете советских женщин, возле легендарного Елисеевского гастронома. Первая и, пожалуй, единственная пресс-конференция Светланы в столице проходила со строго ограниченным числом приглашенных: несколько корреспондентов ведущих западных информационных агентств, пара-тройка телевизионщиков и считанные советские журналисты. О причинах подобной закрытости гадать не приходилось. Отдел пропаганды ЦК и Пятое управление КГБ явно не хотели создавать внутри страны ажиотаж вокруг возвращения на родину дочери развенчанного вождя и к тому же политической беженки. Власть имущие испытывали беспокойство как поведет себя на встрече с прессой эта экзальтированная, порой непредсказуемая женщина.
Избранный круг собравшихся в небольшом зале с интересом ждал политической сенсации. И вот она началась. Перед нами появилась Светлана Иосифовна - типичная американка, в шляпке, строгом костюме, отвечавшем характеру события. С первых же слов она зарекомендовала себя блестящим оратором и доказала, что организаторы этого выступления перед прессой могут положиться на нее целиком.
– Меня не просто ввели в заблуждение политические противники моей родины и нашего строя,- вещала Светлана, стоя за круглым столом.- Меня грубо обманули. Все эти годы я была самой настоящей игрушкой в руках ЦРУ! А издатели моих книг, юристы, налоговые службы!
– продолжала она.- Они воспользовались моей юридической неопытностью и лишили меня большей части гонораров! Я по-настоящему счастлива возвратиться на родину. Как похорошела Москва - город, где я родилась! Я не могу его узнать, в нем легко потеряться - столько построено огромных замечательных жилых районов. Прогресс! Во всем замечательный прогресс!
Мы, советские корреспонденты, торжествующе поглядывали на иностранных коллег - что, мол, получили!
Я часто думаю о Светлане. И потому, что с ней было связано детство, мама моя покупала духи "Светлана". И потому, что она сама напоминает о себе со страниц ее книг, что стоят на моих книжных полках, или строками интервью, которые раздавала журналистам со дня бегства на Запад. И при этом невольно возникает вопрос: как судить ее с точки зрения людей моего поколения? Достоверный ответ не приходит на ум. Вспоминается известное изречение: "Не судите, да не судимы будете!" В самом деле, как судить ее, когда сам совершил немало серьезных ошибок в жизни и порой не видишь бревна в собственном глазу. Есть высший Судия, он неподкупен звону злата, и только ему под силу выносить справедли-вые приговоры людям. Мне же, пожалуй, можно упомянуть немногое - две-три не очень завидные черты этой несчастной женщины. Главная - нежелание руководствоваться разумом вместо эмоций и доведенный до абсурдности эгоизм. Нет, имеются в виду не четыре брака. Речь о более серьезном. Чем объяснить иначе ее бегство на Запад? Нынче можно свободно выбрать страну проживания. Но не тогда, в шестидесятые годы. Кому-кому, а дочери Сталина было известно, что ее побег сломает жизни многим из тех, кто поручился в Москве за ее благонадежность, не считая людей, отвечавших за ее безопасность в Индии.
С одним из таких людей, Радомиром Георгиевичем Богдановым, бывшим резидентом КГБ в Дели, я близко познакомился в Японии, куда прилетел вместе с ним как член делегации советского Комитета защиты мира. Доктор наук, заместитель директора Московского научно-исследовательского института США и Канады, он возглавлял нашу делегацию на международном конгрессе борцов против атомного оружия в Хиросиме. Случилось так, что нас сблизили трудная работа и возникшие взаимные симпатии. Радомир Георгиевич оставлял самое лучшее впечатление - настоящий трудяга, человек огромных познаний и высокой культуры. Как-то вечером, расслабляясь в баре гостиницы после напряженного дня, мы заговорили о работе в Индии. Тут-то собеседник и поведал о роли этой страны в его жизни. Точнее не страны, а побега Светланы на Запад. Сколько нервов стоило ему это бегство! Его немедленно отозвали бы из Дели и превратили в мальчика для битья, выбросили бы из органов, не заступись за него начальник советской разведки, взявший всю вину на себя. Но людей, которые пострадали, по пальцам отнюдь не перечесть.
– А что я мог сделать?
– рассказывал он.- Мы посылали в деревню Каланкар, где жила Светлана, сотрудников посольства, с тем чтобы проведать ее и оказать необходимую помощь. В Дели ее также окружили вниманием. Она собиралась в Союз, покупала подарки детям. Кто мог догадаться, что у нее на уме? Пропустить через детектор лжи? Чепуха! В то время у нас даже не имелось такой машины. Да и кто мог подумать, что Светлана способна плюнуть в память отца, предать его идеалы?
Радомир Георгиевич сумел выстоять в жизненной передряге. Пошел в науку, защитил диссертацию, завоевал авторитет у коллег по институту и, что было еще труднее, у его директора академика Арбатова. Пережитое все же сказалось. Вскоре после возвращения из Японии я узнал - Богданов погиб. Сел в машину - и умер, инфаркт.
Весной 1967 года, работая в Токио, я смотрел по телевидению передачу о приезде дочери Сталина в Нью-Йорк. В аэропорту Кеннеди она выступила перед журналистами.
– Всем огромный привет!
– кричала беженка в микрофон.- Очень счастлива очутиться здесь! Это просто прекрасно!
Мне тогда подумалось: ну предала память отца, людей, которые за нее поручились, но зачем же Родину? Не знал тогда я, что придется стать свидетелем на пресс-конференции в Москве, как она, спустя годы, оплюет Соединенные Штаты, приютившие ее, давшие ей литературную известность, миллионы долларов и, пусть недолгое, семейное счастье. А потом опять демонстративно плюнет в сторону своей Родины и уедет на Запад. И американские власти, к их чести, простят ее предательство и теперь, когда дочь Сталина осталась без денег, на Западе установили для нее пенсию - 690 долларов в месяц. Этой суммы вполне достаточно, чтобы безбедно жить, скажет она в 1998 году московскому журналисту.
В первый день бегства в Америку Светлана Иосифовна бросит газетчикам фразу: "Когда я выросла, то поняла всю невозможность жить без Бога в душе". В первой книге она развила эту мысль подробнее, объяснившись в любви к православию и церкви. И вдруг предала православие, переметнувшись в лоно католической церкви. Спустя 14 лет после этого Светлана изменила и католичеству. С кем она сейчас? Отвечает: "С Богом. В церкви бываю редко, молюсь дома"
И еще одна фраза, сказанная беженкой на пресс-конференции в нью-йоркском аэропорту: "Я не могу забыть, что мои дети в Москве. Но я знаю, что они поймут и меня, и то, что я сделала" Не поняли. Когда через много лет Светлана появилась в Москве, дети не простили предательство матери. Дочь, работавшая на Камчатке, написала ей "убийственное письмо", а приехав в Москву, не пожелала встретиться. Сын же, потом расскажет Светлана, повел себя "совершенно удивительным образом и напугал меня". Многие в подобных обстоятельствах поступили бы так же. Разве может нормальная мать бросить ради корысти детей и обречь на дурную славу на родине. И тут не помогут Светлане надуманные оправдания.