Журналистика и разведка

Чехонин Борис Иванович

– Ох, не спрашивайте, плох, очень плох. На работе очень устает, ничего не успевает. Вынужден привозить на дачу секретные бумаги и пытается работать, сидя на лужайке. А глаза уже ничего не видят. Приходится просить внуков читать документы вслух.

Попробуй перевести буквально. В тот же день информацию о плохом состоянии здоровья Хрущева подхватит вся зарубежная пресса, ссылаясь уже не на слухи, а на достоверные сведения из самой семьи главы партии и государства. Кто в таких случаях виноват? Переводчик, отнюдь не жена Хрущева. Неправильно понял, исказил смысл сказанного. Возможно, намеренно. Наказание - "за можай". Помог опыт пропагандистской работы. Перевод пришлось сделать вольно, но с возможным приближением к сказанному. "Никита

Сергеевич? На работе очень устает, не успевает справиться со всеми документами. Вынужден привозить их вечерами на дачу и допоздна работать, сидя в кресле на лужайке в окружении внуков. На здоровье пока не жалуется".

А случай с Накасоне, членом все той же первой парламентской делегации из Японии, прибывшей в СССР по приглашению Всесоюзного общества культурных связей с заграницей? Учитывая опыт работы, мне поручили сопровождать эту делегацию, отвечать за ее обслуживание. В помощь придали двух квалифицированных японистов из КГБ, Кошкина и Уварова. Несмотря на молодость, это были толковые контрразведчики.

Как-то в восемь утра я пришел, как обычно, в гостиницу "Советская", где остановилась делегация. Стоило подняться на этаж, как горничная тут же ошарашила новостью:

– Ваш делегат Накасоне арестован и находится в отделении милиции!

Освобождать его из КПЗ пришлось уже не мне, а сотрудникам комитета. Потом выяснилось, что поводом для задержания послужил пустяковый, по нынешним временам, случай. Накасоне любил фотографировать. Рано утром он вышел из гостиницы и принялся снимать развалюхи деревянных домов. Скоро это ему надоело, и он решил направиться дальше. Возле станции метро "Динамо" попалось стоящее здание - удивительно красивый старинный дворец. Ничего подобного в Японии не встретить. Делегат снова взялся за камеру. Не успел он сделать и двух снимков, как кто-то положил ему руку на плечо. Этот кто-то и доставил Накасоне в отделение милиции. Дворец оказался Военно-воздушной академией имени Жуковского. К девяти утра "японского шпиона" привезли обратно в гостиницу. Делегация, что называется, стояла на ушах в связи с незаконным задержанием члена парламента, да еще с дипломатическим паспортом. Оставалось только гадать, как все это скажется на мне, ответственном за работу с делегацией. Не здесь, в гостинице, не в ВОКСе и не в ВЦСПС, а через пару часов в министерстве иностранных дел СССР, где высоких японских гостей ожидала встреча с заместителем премьера и министром иностранных дел А. Я. Вышинским.

Об Андрее Януарьевиче известно было немало. Многое по памяти, когда до войны он в 1935-1939 годы на посту прокурора СССР дирижировал судебными процессами над бывшими соратниками Ленина и Сталина, объявленными "врагами народа". Другое шепотом рассказывали товарищи, чьи отцы и родственники занимали высокие посты. В феврале 1917 года, будучи меньшевиком и главой Якиманской районной управы Петрограда, он подписал распоряжение о неукоснительном выполнении на вверенной ему территории приказа Временного правительства о розыске, аресте и предании суду, как немецкого шпиона, В. И. Ленина. Но уже в 1920 году Андрей Януарьевич вступил в члены РКП(б), а несколько позже, выпустив ряд книг, зарекомендовал себя как талантливый юрист.

Задолго до приема меня доставили в МИД к заведующему Дальневосточным отделом. И тут же огорошили новостью: вам придется переводить. Попытки уйти от такой "чести" ни к чему не привели. Было непонятно: почему сами мидовцы отказываются переводить своего министра. Тем более что среди них имелись такие сотрудники, как Адерхаев, проработавший семь лет в Токио и почти в совершенстве знавший язык. Да и чисто внешне он выглядел настоящим японцем. А тут переводчик-мальчишка, всего пару лет назад закончивший институт! Причина выяснилась позднее. В небольшом зале приемов две пожилые женщины, по японским понятиям бабули, лихорадочно накрывали на стол. Процедурой руководил сам министр.

– Что вы делаете, как расставляете бутылки?
– слышался раздраженный

голос.- Сколько раз вас надо учить, в каком порядке раскладывать ножи, вилки и ложки!

В зале царила нервозная атмосфера. Подумалось: ну, Боря, тебе хана! Молись, чтобы не выгнали с работы. Увиденное говорило само за себя министр невыдержан, груб и, скорее всего, беспощаден.

Заведующий отделом представил меня Вышинскому и поспешил заверить в хорошем знании языка.

– Справитесь?
– строго глядя, спросил министр.

– Попробую, Андрей Януарьевич.

Отказываться было поздно. Несколько лет спустя мне довелось переводить Никиту Сергеевича Хрущева. Боже, работать с ним представлялось удовольствием! Простой язык без словесных выкрутасов и никакого страха за свою дальнейшую судьбу после возвращения из кремлевского, кстати не очень большого, кабинета. Андрей Януарьевич оставлял впечатление человека совершенно иного склада. Это был по-настоящему блестящий, высокоэрудированный собеседник, без конца сыпавший остротами, латинскими изречениями, французскими пословицами. Сменивший его впоследствии на посту министра А. А. Громыко, с которым не раз приходилось встречаться на пресс-конференциях, освещать его зарубежные поездки, как и Хрущев, не шел с Вышинским ни в какое сравнение. Косноязычный середняк-аппаратчик, подобно другим членам политбюро, неспособный без бумажки грамотно выразить мысль.

Входя в зал, делегаты видимо волновались. Один из министров победившей страны! Возможно, поэтому кто-то не смог придумать ничего лучшего, как задать уже престарелому Вышинскому, с его точки зрения, не совсем тактичный вопрос:

– Сколько вам лет? Как вы себя чувствуете?

В глазах хозяина промелькнула тень недовольства.

– Вы же знаете французскую пословицу: "Женщине столько лет, на сколько она выглядит. А мужчина до тех пор молод, пока он может.

И тут же быстрый взгляд в мою сторону - проверка, справлюсь ли с переводом.

"Может" - что? Японцы в то время не знали французских пословиц, да и чувством юмора не были достаточно одарены. Пришлось растолковывать гостям, что мужчина "может". На лицах появилось подобие вежливых улыбок. Через сорок минут меня прервал Адерхаев:

– Андрей Януарьевич, допущена ошибка...

– Поправьте,- недовольно сказал министр.

Через полчаса история повторилась. Вышинский строго посмотрел в мою сторону. Перед ним навытяжку стоял за столом тощий небольшого роста мальчишка, с лица которого падал пот.

– Что, устали?

– Устал, Андрей Януарьевич.

– Давайте переводите вы,- последовало указание Адерхаеву.

Я сел и возблагодарил Бога. Слава тебе, Господи, уцелел!

Переводчики - всего-навсего крошечные винтики, статисты. Но известно, что одни главные герои не в состоянии сыграть сколько-нибудь крупный спектакль, тем более политический. Нам приходилось часто видеть вблизи героев того времени - Сталина, Молотова, Маленкова, Берию. Во время парадов и демонстраций они находились на Мавзолее рядом с трибунами для советской элиты и немногочисленных тогда иностранных гостей. На приемах в Кремле руководители партии и правительства, бывало, беседовали с зарубежными делегатами, и тут опять за спиной стояли охрана и мы. Не стану фантазировать на тему, как выглядел тот или иной член политбюро, как он вел себя во время беседы. В ходе подобных встреч не до разглядывания и анализа поведения. Ты озабочен другим - точностью перевода и сознанием ответственности, помноженном на чувство безотчетного страха. Зато подробнее можно рассказать о целях тех политических спектаклей, кульминация которых приходилась на приемы в Кремле. Легко представить себе состояние японского профсоюзного функционера. На родине ему и близко не подойти к премьер-министру, никто не подумает пригласить его на правительственный прием. А тут рядом Сталин, другие известные миру советские деятели. В голове невольно складывается убеждение: у советских профсоюзов огромные права, с ними считаются руководители страны.