Журналюга

Левашов Виктор Владимирович

— Есть, Региночка, есть. И я тебе скажу, что это такое. Любовь — это как жираф. Один раз увидишь, и уже ни с чем не спутаешь. Есть люди, которые так ни разу в жизни и не увидели жирафа. Им не повезло. Но ты увидишь. Обязательно увидишь. Придет. Он уже где-то идет.

— Не смей меня жалеть! Слышишь? Не смей меня жалеть! — неожиданно выкрикнула Регина и выбежала из загона.

— Что с ней? — спросил появившийся в дверях Тюрин. — По-моему, плачет. Ты что, обидел ее?

— Наоборот, пожалел.

— Пойду успокою.

— Не

ходи, не нужно. Она сама справится.

— Жалко девчонку. Не женским делом занимается. Ей бы замуж, детей… Ты чего усмехаешься?

— Это я ей и сказал. С кем ты созванивался?

— С одним человеком.

— С кем?

— Потом. Не при ней. У нас надолго еще?

— Думаю, нет. А что?

— Нужно кое-куда съездить. До конца рабочего дня.

— Успеем. Сделай веселое лицо, — поспешно сказал Лозовский, услышав шаги Регины.

— Что у вас за дурацкие физиономии? — спросила она, войдя в загон.

— Почему дурацкие? — не понял Тюрин.

— Как у клоунов, которые делают вид, что им очень весело, а сами думают, как дожить до получки.

— Вот ты и снова в форме, — с удовлетворением констатировал Лозовский. — Продолжим. Ты изложила свою версию…

— Чем тебе она не нравится?

— Дело не в том, нравится или не нравится. Дело в другом: верна она или нет. Версия верна, если она объясняет все факты. Буквально все. Петрович подтвердит: если не лезет даже маленький фактик, версия скорее всего ложная.

— Так оно и есть, — кивнул Тюрин.

— Какой факт не лезет в мою версию?

— Сейчас скажу. Ты исходишь из того, что «Нюду-нефть» поставил на ноги Христич. Так вот… Ты хорошо сидишь?.. Тогда слушай: Христич уехал из Нюды два года назад. А проработал он там всего год. И ни один из его проектов не был реализован. Ни один. Все они остались на бумаге.

— Что за ерунда? — удивилась Регина. — Он же генеральный директор компании!

— Формально. Третий год он живет под Ейском. Я был у него. Он очень тяжело болен и никакого участия в управлении «Нюданефтью» не принимает.

— Ничего не понимаю. Совершенно ничего! Петрович, ты что нибудь понимаешь? Петрович, я к тебе обращаюсь!

— Я? Нет. Извини, задумался. Если ты ничего не понимаешь, я тем более.

— Твоя версия еще на плаву? — поинтересовался Лозовский. — Или уже пошла ко дну?

— Но, может быть, его проекты были реализованы уже без него?

— Я тоже люблю подгонять решения под ответ. Все любят. Видимо, это в человеческой природе.

По паркету коридора дробно процокали каблучки, дверь загона распахнулась, разгневанной фурией в ней возникла Фаина:

— Лозовский! Почему твой телефон не отвечает? Почему я должна бегать за тобой, как не знаю кто? Альберт Николаевич…

Лозовский молча поднялся, развернул Фаину за плечи, выставил в коридор и запер дверь за задвижку.

— Продолжим. О чем я говорил? Да, про решения, которые подгоняются под ответ. По-моему,

как раз этим ты сейчас и занимаешься. В пометках Кольцова к очерку Коли Степанова сказано, что каждая скважина «Нюда-нефти» дает сейчас в три раза больше нефти, чем в среднем по Тюмени. И ты сама называла эту цифру. В свете того, что мы знаем, выглядит она — как бы это поточнее сказать? — несколько сомнительной.

— Полной туфтярой, — хмуро уточнил Тюрин.

— Петрович, я тебя очень люблю, но ты все-таки пощади мое профессиональное самолюбие, — попросила Регина. — Кольцов может говорить, что скважины Нюды дают нефти не в три раза больше, а в сто. Но есть цифры. С каждой тонны добытой нефти платится определенный налог. Рассчитать по налоговым отчислениям количество добытой нефти — задача для первокурсника экономического вуза. Нефти в Нюде добывают ровно столько, сколько добывают. Это — факт. Любая версия, которая игнорирует этот факт — чушь. Какой же идиот будет платить налог с не добытой нефти? Не доплачивать налог — сколько угодно. Но переплачивать?

— Ладно, — сказал Лозовский. — Есть еще один фактик. Если и его ты встроишь в свою версию, будем считать, что мы просто не в состоянии разобраться в том, что происходит. Когда Кольцов купил акции Средне-Волжского завода?

— Два месяца назад.

— А разработку «Курьера» он начал полгода назад. Летом прошлого года.

— Уверен?

— Его сотрудник прилетал в Москву, водил Милену в ресторан «Царская охота» и подробно расспрашивал о ситуации в «Курьере».

— Полгода назад? Она не путает?

— Она не путает. Она была в черной косухе и сильно потела.

— О Господи! — сказала Регина. — Но это же значит…

Ручка двери задергалась, легкая стеклянная дверь затряслась, потом в матовое стекло повелительно постучали.

— Ну не дадут спокойно поговорить, — проворчал Тюрин, отпирая дверь.

В загон вошел главный редактор «Российского курьера» Альберт Николаевич Попов. Он вошел так, как может войти только главный редактор. Вся его низкорослая рыхлая фигура в дорогом, но все равно мешковатом костюме источала решительность, а изпод тусклых, сваливающихся на лоб волос мрачно сверкал начальственный взгляд.

— Что это такое? — раздраженно спросил он, бросая на стол Лозовского бирку «Не беспокоить». — Это редакция, а не бордель! Вы тут что, пьете?

— Пьем, — с невинным видом подтвердила Регина. — Кофе. Очень хороший, свежий. Хотите? Только кружки «Алик» у нас нет. Кружки «Регина» тоже нет, почему-то не делают. Даже «Эльвиру» делают, а «Регину» не делают. Так что я пью из обычной «Нескафе». Но вам могу налить в «Павлика» или в «Вову». Что вы предпочитаете? В «Вову»?

— Мне надоели ваши шутки, Смирнова! — отрезал Попов. — Павел Петрович, где статья «Игра в „семерочку“»? Я сказал «срочно». Когда главный редактор говорит «срочно», это и значит срочно!