Журналюга
Шрифт:
Однако Паша предвидел такое развитее событий и придумал способ, как нейтрализовать эту хитрую подлянку: попросил своих верных друзей, Сашку и Володьку, сделать кое-что. И когда Борис в самом конце собрания произнес с уставшим, утомленно-безразличным видом: «Давайте голосовать всем списком сразу, за всех кандидатуры, возражений нет?» — те дружно поднялись со своих мест и сказали «Есть!» И предложили дополнить бюро за счет Пашки Матвеева. Собрание сразу же оживилось, его привычное течение оказалось внезапно нарушенным…
Борис недовольно скривился, но в присутствии начальства (парторга Николая Ивановича и завуча Маргариты Павловны) возражать не посмел: это выглядело бы откровенным произволом
Пришлось ему (хотя очень не хотелось) включить ненавистного Матвеева в число членов нового состава бюро. После чего голосование тут же успешно состоялось. Николай Иванович поздравил Павла с первым шагом в комсомольской карьере и дал очень важное и ответственное поручение — написать в стенную газету большую статью, посвященную годовщине принятия новой Конституции СССР (позднее прозванной в народе брежневской). В позапрошлом, 1977-м году, ее как раз приняли вместо старой, сталинской, определявшей жизнь всего советского народа на протяжении более сорока лет.
С этим делом Паша справился быстро и легко: записался в районную библиотеку и взял в читальном зале подшивку номеров «Правды» за октябрь 1978 года. Там, как он и предполагал, нашлось несколько больших материалов, посвященных первой годовщине принятия новой Конституции Советского Союза. А дальше всё было, как говорится, делом техники: из нескольких чужих статей Паша слепил свою одну. Ничего сложного, обычный рерайтинг — это умели делать даже самые молодые и неопытные журналисты. А уж он-то, с его огромным стажем в СМИ…
Аккуратно переписал получившийся материал на два чистых листа и отдал Ирочек Селезневой — та тоже входила в комбюро и отвечала за школьную стенгазету и всю наглядную агитацию к праздникам. Статья понравилась и Николаю Ивановичу, и Маргарите Павловне — они вдвоем строго следили за тем, чтобы школьники не сочинили чего-нибудь не того. А то кто их знает, этих молодых да ранних… Лучше, как говорится, перебдеть, чем недобдеть. И получить потом сверху немало люлей…
Бдительность школьного руководства была вполне объяснимой: День Конституции считался праздником чрезвычайно важным, ответственным — и прежде всего с общественно-политической точки зрения. В негласном списке самых главных государственных событий он всегда стоял на втором месте после 7-го ноября. И отмечали его чрезвычайно пафосно официально и торжественно. В отличие от более демократичных (и всенародно любимых) Нового года, Восьмого марта, а также Дня советской армии и военно-морского флота. Не говоря уже о Дне советской милиции, когда в Кремлевском Дворце съездов давали большой праздничный концерт (его транслировали по телевидению по всей стране), и в нем всегда принимали участие самые известные советские певцы и певицы — от Магомаева и Кобзона до Пугачевой с Толкуновой. Никто из артистов не смел отказать в просьбе поучаствовать всесильному министра внутренних дел СССР Николаю Щёлокову — близкому другу самого генсека Брежнева.
С Марком Абрамовичем удалось встретиться только в субботу. Паша заранее позвонил ему, и они договорились пересечься в центре Москвы — на Чистопрудном бульваре, прямо за памятником Александру Сергеевичу Грибоедову. Там стояли очень удобные лавочки, где можно было спокойно обо всем поговорить и совершить обоюдовыгодную сделку. Главное, днем на бульваре было относительно мало народа (гуляли только молодые мамочки с колясками да немногочисленные местные пенсионеры), поэтому никому не будет дела до старшеклассника и интеллигентного пожилого мужчины, внимательно рассматривающего какие-то старые книжки. Может, это члены местного
Паша взял с собой рюкзак и принес около двадцати брошюрок — примерно половину из того, что у него еще оставалось. Благо, книжечки были в основном тоненькие и весили не слишком много. Расположились вдвоем на лавочке подальше от чужих глаз и начали обмен «книги на деньги». Паша доставал из рюкзака брошюрки по одной и отдавал Марку Абрамовичу на оценку. Тот ее очень внимательно просматривал, кивал (беру), потом лез в свой каталог и называл цену. В основном оказались не слишком большие сумы — три, пять, семь, редко — восемь-девять целковых, Процесс шел быстро, рюкзак постепенно пустел. Но три последние книжки потянули на тридцать с лишним рублей каждая.
Тут Марк Абрамович затормозил: полистал издания еще раз, пожевал своими тонкими, бледными губами и честно признался, что ему нужно подумать. Паша понял, что на самом деле эти книжки стоят намного больше того, чем указано в каталоге (на черном рынке, само собой), но на них еще нужно найти своего покупателя. Все-таки далеко не каждый советский человек может с ходу выложить за тоненький томик целую сотню рублей (считай, почти месячную зарплату молодого инженера, бухгалтера, учителя или врача).
Паша кивнул: хорошо, не вопрос, давайте отложим эти книги на следующий раз. Марк Абрамович хотел было взять их с собой, чтобы показать знакомым, но Паша не дал — пусть лучше пока побудут у меня. Мало ли что! А сам подумал: в случае чего я всегда смогу сдать их в букинистический отдел по каталожным ценам. Внакладе точно не останусь!
Марк Абрамович понимающе кивнул и тщательно переписал выходные данные брошюрок в свою записную книжечку: название, автор, год выпуска, издательство, тираж. После чего рассчитался за уже отобранные книжки — всего получилось чуть больше двухсот двадцати рублей. Паша аккуратно убрал деньги поглубже во внутренний карман куртки — сохранней будут! А потом вспомнил про абонементы и предложил Марку Абрамовичу и их тоже — по трешке за штуку. Тот вздохнул и согласился — гулять так гулять. По поводу дорогих книг договорились так: Марк Абрамович постарается в самое ближайшее время найти на них покупателя, после чего сразу позвонит. И тогда они совершат сделку. После этого каждый из партнеров с довольным видом отправился по своим делам.
Паша спустился на станцию метро «Кировская» и проехал три остановки до «Библиотеки имени Ленина». Поднялся наверх и пересел на троллейбус, идущий в сторону Полянки. Путь его лежал в «Ванду». Там же рядом, кстати, находился еще один фирменный «соцлагерный» магазин — «София», где продавались товары из Болгарии (шестнадцатой советской республики, как тогда шутили в СССР). Но покупать в нем по большей части было совершенно нечего. Не дарить же юной девушке болгарскую керамику! Вот эти нелепые вазы и чайные наборы?
Их, конечно, тоже иногда брали, но главным образом — в качестве официального подарка какому-нибудь работнику от руководства родного предприятия и месткома: заслуженным передовикам производства или же уходящему на долгожданную пенсию ветерану труда. Пейте, мол, дорогие товарищи, чай из аляповатых коричневых чайников и вспоминайте наш коллектив! Как говорится, на долгую и светлую память!
Глава 12
Возле «Ванды» и внутри мгазина народа оказалось немного — видно, ничего дефицитного давно не выбрасывали. Паша неспешно походил по залу, посмотрел, что покупают женщины. В основном брали косметику, но это были обычные двух- и трехцветные тени, маленькие коробочки с тушью и черные тюбики с помадой. Такие не подаришь на день рождения девушке — слишком уж просто и незамысловато выглядят. А хотелось чем-нибудь удивить…