Жюльетта. Том II
Шрифт:
— Это как раз то, чего мы хотели, — кивнула Олимпия, — если уж вы зашли так далеко в своих кровожадных проказах, надо довести их до конца, ведь нет ничего хуже, чем остановиться на полпути. О, черт меня возьми, — застонала вдруг блудница, растирая себе влагалище прямо через платье, — я уже истекаю от восторга.
Киджи немедленно поднялся и пошел сделать необходимые распоряжения. Местом казни был избран маленький сад, окруженный густыми кипарисами и примыкавший к будуару Олимпии, и мы начали ласкать и возбуждать друг друга в ожидании необычного зрелища. Киджи и Олимпия были хорошо и давно знакомы, а Браччиани до этого
— Не торопитесь, прелестное создание, — сказал мне гнусный развратник, прильнув лицом к моим ягодицам, — дело в том, что мои чувства от долгой привычки несколько притупились, и мне придется потрудиться, чтобы почувствовать твердость в чреслах. Это потребует времени и, возможно, утомит вас, в конце концов у меня может ничего не получиться, но в любом случае вы доставите мне удовольствие, а это, по-моему, все, о чем может мечтать любая женщина.
Произнося эти слова, развратник изо всех сил теребил и тискал свой инструмент и продолжал лобзать мой зад.
— Мадам, — обратился он к Олимпии, к заднему проходу которой уже примеривался Браччиани, — мне не очень нравится заниматься этим делом в одиночестве, думаю, графу также не помешает посторонняя помощь. У вас наверняка наготове есть девчонки или мальчишки, которые смогут возбуждать, сосать и сократировать нас, и мы доберемся до алтарей Каллипигийской Венеры бодрыми и сильными.
Олимпия дернула за сонетку, и в комнату в тот же миг вошли две пятнадцатилетние девочки — блудница всегда держала помощниц под рукой.
— Ага, очень хорошо, — заметил вельможа, — пусть немедленно приступают к своим обязанностям.
Они повиновались с полуслова, и в их детские руки Киджи вложил бесславные остатки своей мужественности, не переставая покрывать поцелуями мои ягодицы; скоро язык его проник в норку, но никаких признаков успеха я не ощутила. Более удачливый Браччиани тем временем уже проник в анус княгини, а ее служанка, стоя на коленях, сосала ее отверстие. Киджи несколько мгновений смотрел на них, потом рассвирепел, раздвинул мои ягодицы, вложил между ними свой полуотвердевший член и велел девочке пороть себя, но, увы, негодяи только опозорил мои прелести: ему недоставало стойкости, и он отступил. А вину за свое поражение возложил на бедную девочку.
— Если бы ты постаралась, — взревел он, — этого бы не произошло. — И мощным пинком отшвырнул ребенка далеко в сторону.
— В чем дело, монсиньор, в чем дело! — воскликнула Олимпия. — Накажите эту тварь построже, выпорите ее, я никогда с ними не церемонюсь.
— Вы правы, мадам, — сказал Киджи, хватая хлыст.
И несмотря на трогательную грацию и нежность юного создания, несмотря на обольстительное тело, варвар с
— Бейте, не бойтесь и бейте сильнее. Я догадываюсь, чего вам хочется и готова принять ваши удары. Давайте же, дорогой, и не щадите меня.
Киджи не заставил просить себя дважды и выпорол меня так основательно, что его вялый орган обрел силу и достаточную стойкость, чтобы пронзить меня. Я поспешно приняла нужную позу, он овладел мною, и тела наши возликовали.
— Что вы думаете насчет оргазма? — поинтересовался Браччиани, пристраиваясь сзади к моему партнеру.
— Думаю, пока не стоит, — отвечал Киджи. — Впереди у нас серьезное дело, поэтому лучше сохранить силы: мы можем позволить себе пролить сперму только во время агонии Корнелии и ее семейства.
На том и порешили, и, не обращая никакого внимания на наши ощущения, оба распутника в тот же момент, сошли с боевых коней, и на смену удовольствиям похоти пришли застольные наслаждения. Посреди трапезы Киджи, почти совершенно пьяный, предложил положить на стол одну из — девочек, ту, которую он не порол, и полакомиться с ее ягодиц горячим душистым омлетом. Так и было сделано, и бедный ребенок зашелся в крике от невыносимой боли, что нисколько не помешало пирующим хладнокровно втыкать вилки в кусочки яичницы, лежавшей на подносе из ободранной и окровавленной плоти.
— Было бы забавно запить все это соком из ее грудей, — заметил Браччиани.
— Я согласен, — сказал Киджи, — только прежде я вставлю ей клистир из кипящей воды.
— Я тоже хочу сделать ей клистир: влить во влагалище-порцию уксуса, — подхватила Олимпия хриплым голосом, который обычно появлялся у нее в те моменты, когда ее голову посещала особенно гнусная идея.
— Раз уж и мне надо высказаться, — сказала я, оглядев собравшихся, — я предлагаю съесть еще по омлету с личика этого милого создания, чтобы ненароком выколоть ей глаза, а потом насадить ее на вертел и оставить в центре стола для украшения.
Все эти предложения были осуществлены под жуткий надсадный вой, и мы продолжали пить, есть и беседовать, любуясь восхитительным зрелищем жутких мучений медленно умиравшей жертвы.
— Как вы нашли мой обед? — спросила княгиня Боргезе, когда мы приступили к десерту.
— Это великолепно, — последовал наш дружный ответ. И на самом деле обед был не только вкусен, но и роскошен.
— Тогда прошу вас испробовать вот этот напиток.
Это был ликер, который немедленно осадил все, чем мы набили желудок, и три минуты спустя мы почувствовали аппетит не меньший, чем перед тем, как сели за стол. В это время подали новые яства, на которые мы набросились как стая голодных волков.
— А теперь глоточек другого ликера, — сказала Олимпия, — и посмотрите, что будет.
Не успели мы выпить этот волшебный напиток, как вновь почувствовали приятные приступы голода. На столе появились новые блюда, еще более сытные, чем предыдущие.
— На этот раз обойдемся без обычных вин, — продолжала удивлять нас Олимпия, — начнем с алеатского, закончим фалернским, а после сыра подадут горячительные напитки.
— А что будем делать с жертвой?
— Клянусь потрохами, она еще дышит, — возвестил Киджи с удивлением в голосе.