Жюльетта. Том II

де Сад Маркиз Донасьен Альфонс Франсуа

Однако пойдем дальше. Убийца полагает, будто он уничтожает и истребляет себе подобных, и порой эта мысль вызывает у него угрызения совести; впрочем, давайте успокоим его совесть; если мои рассуждения несколько выше его уразумения, пусть он оглянется вокруг себя и убедится, что ему вовсе не принадлежит честь уничтожения, что истребление, которым он хвастает, когда находится в добром здравии, или которое приводит его в ужас, когда он болен — это вообще никакое не истребление, и что, к сожалению, эта способность ему не доступна.

Невидимая цепь, которая связывает друг с другом все физические существа, абсолютная независимость друг от друга трех царств — животного, минерального и растительного — доказывают, что все они равны в глазах Природы, все они исходят из ее первичных законов, но ни одно из них не создано специально и не является необходимым. Эти три царства управляются одними и теми же законами, все они механически воспроизводят и уничтожают сами себя, потому что они состоят из одних и тех же элементов, которые иногда сочетаются одним образом, иногда — другим, но законы эти и явления отличны от законов и действий Природы и не зависят от них; Природа только единожды воздействовала на эти царства, когда их создавала — создавала раз и навсегда, — после чего они идут своим путем, действуют согласно собственным законам, главными из которых являются: метемпсихоз [45] , непрерывное изменение и вечное перемещение, за счет чего они приходят в постоянное движение.

45

Переселение душ.

Во

всех живых существах принцип жизни — это не что иное, как принцип смерти: мы получаем и тот и другой в одно и то же время, оба они живут внутри нас бок о бок. В момент, который мы называем смертью, нам кажется, что все разрушается, на эту мысль нас наводят удивительные изменения, происходящие в этом ничтожном кусочке материи — человеческом теле. Но это лишь воображаемая смерть, смерть в фигуральном смысле и не более того. Материя, лишенная той ее части, которая приводит ее в движение, вовсе не разрушается, а просто изменяет свою форму, то есть разлагается, и это разложение доказывает, что материя не инертна; кроме того, она, в свою очередь, обогащает почву, удобряет ее и служит появлению иного природного царства. В конечном счете не существует большой разницы между первой жизнью, которую мы получаем при рождении и второй, которая представляет собой смерть. Дело в том, что в первом случае часть материи принимает определенную форму и обновляется в утробе матери-земли. А во втором — уставшая, истощенная материя возвращается в живительное чрево, чтобы впитать собою частички эфирного вещества, которое только кажется инертным и неподвижным. Вот вкратце вся наука о законах этих трех царств, законах, существующих отдельно от природы, независимо от нее. Эти законы изначально заложены в упомянутые царства при их появлении на свет и они сдерживают слепую волю природы. Примером действия этих законов служит короткий период, называемый нами жизнью. Только благодаря истощению действуют эти законы, только благодаря разрушению они передаются следующему поколению. Первое требует наличия разложившейся материи, второе — материи застывшей. И в этом заключена единственная причина бесчисленных, следующих друг за другом перевоплощений, каждое из которых состоит из повторения цикла истощения или разрушения, и это показывает нам, что смерть так же необходима, как и жизнь, что на самом деле полной смерти не бывает и что все бедствия, о которых мы говорили, все зверства тиранов и злодейства порочных людей, также необходимы для законов всех трех царств, как и движение, дающее им непрерывную жизнь; когда Природа посылает на землю неисчислимые беды с намерением уничтожить эти царства, которые лишают ее возможности творить новые создания, она демонстрирует свое бессилие, так как в самых первых законах, заложенных в эти царства в момент их появления, была навсегда, навечно запечатлена способность к воспроизводству, и вот ее-то Природа может отобрать только через посредство уничтожения своего «я», чего совершить она не в состоянии, поскольку сама подчиняется законам, избежать которых не может и которые будут существовать бесконечно. Таким образом, своими деяниями злой человек не только помогает Природе достичь целей, которых, впрочем, достичь в полной мере она никогда не сможет, но и укрепляет законы, заложенные в этих трех царствах при их появлении. Я говорю о появлении для того только, чтобы вы легче поняли мою систему, ибо, хотя на самом деле никакого момента сотворения никогда не было, и Природа существует вне времени, появление конкретного существа продолжается, покуда сохраняется его род, и закончится может тогда лишь, когда род этот угаснет, и исчезновение всех существ освободит место для новых, которых пожелает сотворить Природа, единственное же средство для этого — всеобщее разрушение, к чему и стремится злодейство. Стало быть, преступник, который сумеет стереть с лица земли все три царства сразу и заодно лишить их возможности воспроизводства, будет лучшим союзником Природы. Теперь давайте еще раз посмотрим на наши законы в свете этой неоспоримой истины.

Когда нет разрушения, нет и пищи для земли, следовательно, человек не сможет порождать человека. Это фатальная истина, ибо в ней заключено доказательство того, что добродетели и пороки нашей общественной системы не имеют никакого реального смысла, и то, что мы считаем пороком, много полезнее и нужнее, нежели добродетель, поскольку порок созидателен, а добродетель пассивна; или, если вам угодно, порок — причина, а добродетель — следствие; это доказывает, что абсолютная гармония много хуже, чем беспорядок, и если, скажем, в мире в одночасье исчезнут войны, раздоры и зло, три естественных царства расцветут до такой степени, что скоро вытеснят все остальные законы Природы. Небесные тела остановятся и прекратят оказывать свое влияние на мир, потому что возобладает самое сильное из них; тяготения не будет, и движение прекратится. И вот здесь преступления человека, ведущего свое происхождение из трех этих царств и противодействующего их непомерному возрастанию, не дают возможности нарушить во вселенских делах то золотое равновесие, которое Гораций назвал «rerum concordia discors» [46] . Следовательно, в мире необходимо зло. Но самые полезные преступления — это, без сомнения, те, которые наиболее разрушительны, а именно: отказ от размножения и уничтожение; все прочие — мелкие проступки, даже не заслуживающие такого высокого звания; итак, вы видите, Жюльетта, насколько важны преступления для законов этих царств, а также для законов самой Природы. Один древний философ назвал войну матерью всех вещей; существование убийц также необходимо, ибо без них нарушился бы всеобщий порядок вещей. Поэтому абсурдно обсуждать или наказывать их, еще нелепее обрушиваться на естественные наклонности, которые заставляют нас совершать преступления помимо нашей воли: ведь на земле не может не быть слишком много зла, если учитывать неистребимую потребность Природы в злодействе. Ах, несчастные смертные, напрасно гордитесь вы тем, что способны разрушать! Это вам не по силам, вы в состоянии изменить формы, но вы бессильны уничтожить их; вы не можете даже ни на грамм уменьшить массу природной субстанции, так как же вы собираетесь уничтожить то, что вечно? Да, вам доступно менять формы вещей, но и этот распад угоден Природе, так как из этих расчлененных частей она создает новые формы. Изменения, внесенные человеком в организованную материю, скорее служат Природе, нежели оскорбляют ее. Да что я говорю — чтобы служить ей по-настоящему, разрушение должно быть как можно масштабнее: жестокости и размаха требует она от злодейства — чем ужаснее и разрушительнее наши дела, тем больше нравятся они ей. Но чтобы еще больше угодить ей, следует предотвратить возрождение мертвых, которых зарывают в землю. Ведь убийца отбирает у жертвы только первую его жизнь, поэтому надо стремиться отобрать и вторую, если мы хотим принести больше пользы Природе, ибо она жаждет полного уничтожения и на меньшее не согласна, так что ни один убийца не в силах довести свои злодеяния до того предела, когда она насытится.

46

Царство согласия противоречий (лат.).

Имейте в виду, Жюльетта, что истинного разрушения не бывает, что и сама смерть далека от этого; с физической и философской точки зрения смерть — это еще одна форма существования материи, в которой активный принцип, или, если угодно, принцип движения, проявляет себя беспрерывно, хотя и не столь очевидно. Рождение человека, таким образом, — вовсе не начало его существования, так же, как смерть его не есть его окончание; мать, которая носит его в утробе, дает ему жизнь не в большей мере, нежели дает ему смерть убийца, который его убивает: первая определенным образом упорядочивает кусочек материи, второй дает возможность возродиться другой материи, и оба они созидают.

Ничто в сущности не рождается и ничто по своей сути не погибает — все в этом мире представляет собой действие и противодействие материи; это похоже на океанские волны, которые без конца вздымаются и опадают, на морской прилив, который постоянно наступает и отступает, и при этом ни одной капли не прибавляется, и ни одной не убавляется в общем объеме воды; это вечный поток, который был всегда и пребудет всегда, и мы, сами того не сознавая, делаемся его главными носителями, сообразно нашим порокам и добродетелям. Все в мире есть бесконечное изменение; тысячи тысяч различных частичек материи, проявляющихся в самых разных формах, разрушаются и заново возрождаются

в других формах, чтобы вновь погибнуть и вновь появиться. Принцип жизни — это всего лишь результат сочетания четырех элементов; со смертью комбинация распадается, каждый элемент целым и невредимым возвращается в свою сферу, готовым вступить в новую комбинацию, когда их призовут законы трех царств; изменяет форму только целое, части остаются без изменения, и из этих частей, вновь объединенных в целое, создаются новые существа, и так происходит вечно. Но принцип жизни, будучи только плодом комбинации элементов, не существует сам по себе, он существует лишь через это объединение, он изменяется целиком, когда это объединение распадается и проникает в новое творение, создаваемое из обломков старого. А поскольку эти существа совершенно безразличны по отношению друг к другу и совершенно безразличны не только к Природе, но и к законам трех царств, изменения, производимые в материи, не имеют никакого значения: в самом деле, какое имеет значение, если, как говорит Монтескье, я леплю что-то круглое из чего-то квадратного, если из человека я делаю капусту, салат-латук, бабочку или червя; ведь тем самым я только осуществляю право, данное мне на это, и если захочу, если смогу, я перемешаю или разрушу все существа, и никто не скажет, что я действовал вопреки законам трех царств и, следовательно, вопреки законам Природы. Совсем наоборот: я верно служу этим законам, служу трем царствам, давая земле пищу, которая поможет ей творить новые создания и без которой творчеству ее придет конец; я служу законам Природы, поступая в согласии с целями вечного разрушения, которое является девизом Природы и способность к которому отобрали у нее существа, сотворенные ею.

Неужели эта травинка, эта букашка или личинка, в которую превратилось убиенное мною существо, имеет какую-то особую ценность для законов, управляющих тремя царствами? Неужели в глазах Природы, которая изрыгает свои создания самым беспорядочным образом, одно из них может приобретать какое-то особое значение? Это равносильно утверждению, что из миллионов листьев, растущих на старом дереве, один более дорог ему потому лишь, что он крупнее остальных. На этот счет Монтескье говорит так: «Только наша гордыня не дает нам почувствовать нашу ничтожность и заставляет нас, несмотря на эту ничтожность, считать себя чем-то особенным в этом мире, достойным особого внимания или хотя бы простого упоминания. Нам хочется думать, что потеря такого совершенного существа, каким мы являемся, будет катастрофой для Природы, и мы даже не представляем себе, что отдельный человек, или все человечество, или сотня миллионов планет, похожих на нашу землю и до краев населенных людьми, являются лишь мелкими атомами, совсем крошечными и для Природы безразличными». Посему истребляйте, рубите на куски, истязайте, ломайте, душите, уничтожайте, жгите, стирайте в порошок, словом — превращайте в самые разные формы все творения трех царств, и вы окажете им неоценимую услугу и огромную пользу. Вы сделаетесь любимицей их законов, вы будете исполнять законы Природы, ибо мы, люди, слишком слабы и слишком немощны, чтобы сделать что-нибудь серьезное, кроме как способствовать общему порядку вещей, и то, что мы считаем беспорядком, на деле есть один из законов порядка, которого нам не дано понять и который назвали беспорядком по неразумению, потому что его последствия, угодные Природе, выбивают нас из привычной колеи или противоречат нашим убеждениям. Но если бы преступления не были необходимы для универсального миропорядка, разве они внушались бы нам? Разве мы чувствовали бы в глубине сердца потребность совершать их и в то же время удовольствие после их совершения? Как смеем мы думать, будто Природа могла вложить в нас порывы, противоречащие ее задачам? Между тем разумнее считать, что она приложила все усилия с тем, чтобы лишить нас всякой возможности делать то, что могло бы по-настоящему повредить ей. Попробуй, девочка, выпить лучи, которыми солнце освещает наш мир, попробуй изменить упорядоченный ход звезд или полет небесных тел в пространстве — попробуй, и ты увидишь, что ничего у тебя не выйдет, и все потому, что это — именно те преступления, которые могут на деле оскорбить Природу, и она предусмотрела все, чтобы мы их не совершали. Что же касается до сил и возможностей, которые она нам дала, она это сделала намеренно; так давайте творить то, что в наших силах, и уничтожать и менять то, что в наших возможностях, не боясь обидеть ее. Но самое главное — понять, что тем самым мы помогаем ей и служим ей тем усерднее, чем больше обращаемся к делам, которые по недоразумению считаются преступными.

Но, быть может, есть какая-то разница между тем или иным видом преступления, и существуют убийства, настолько подлые и отвратительные, что могут привести Природу в ужас? Полноте! Будет верхом глупости, если вы хоть на минуту поверите в это. Какую ценность может представлять в глазах Природы человек, которого окружили ореолом святости наши человеческие условности? Неужели для Природы тело вашего отца, вашей матери или сестры дороже, нежели тело вашего раба? Для нее таких различий не существует и существовать не может, ведь любое тело, каким бы ценным оно не считалось по нашим законам, будет подвергаться одним и тем же метаморфозам. Поймите, что ей по сердцу жестокость, которая так пугает вас; она ждет от вас еще больше — чтобы вы были непримиримым противником любого размножения и даже чтобы стерли с лица земли все три царства, чего вы сделать, увы, не в состоянии; но если ваша жестокость не может добраться до таких высот, обратите ее на более доступные цели и удовлетворите Природу по мере своих возможностей. Если вы не можете порадовать ее глобальным разрушением, по крайней мере вложите в свои убийства побольше мерзости и ужасов, и тем самым вы выскажете свое наивысшее послушание к законам, которые она устанавливает: ваша неспособность сделать то, чего она от вас хочет, не освобождает вас от обязанности делать то, что в ваших силах.

Исходя из всего вышесказанного, должно быть очевидно, что детоубийство ближе всего соответствует замыслам Природы, так как оно разрывает цепочку потомства и обрекает на гибель максимальное количество семени. При убийстве отца сын ничего не разрушает, он убирает только самое последнее звено в цепочке; когда отец убивает своего сына, он не дает возможности добавить новые звенья, и цепочка обречена; но в случае, когда сын уничтожает отца, убийца остается в живых, и вместе с ним живет будущее его рода. Дети или молодые женщины, предпочтительно беременные, — вот .лучшие объекты убийства, ибо это лучше всего отвечает целям животного царства и прежде всего Природы, именно к этому должен стремиться тот, кто желает ублажить жестокую матерь человечества [47] .

47

Почти все народы земли пользуются правом на жизнь и смерть своего потомства. Это право совершенно естественное: чем, в самом деле, мы можем распоряжаться с большим правом, как не своим творением? Если бы существовала иерархия убийств, если бы их можно было расположить в возрастающем порядке зла, детоубийство следовало бы поместить в самом низу лестницы: каждый человек имеет возможность быстро исправить последствия этого незначительного преступления, что снимает с него налет жестокости. Самый первый инстинкт человека состоит в том, чтобы истребить отпрысков, но ему очень часто мешает гордость. (Прим. автора)

Разве мы не видели, разве не чувствовали, что жестокость в преступлении нравится Природе, коль скоро только таким путем она регулирует количество наслаждения, которое доставляет нам преступление. Чем оно ужаснее, тем больше им наслаждаешься; чем оно чернее и отвратительнее, тем больше нас возбуждает. Вот так непостижимая Природа требует порочности, гнусности, жестокости в поступках, к которым нас подталкивает; она хочет, чтобы мы украсили их всеми теми атрибутами, которыми она сопровождает великие бедствия и эпидемии, поэтому оставьте все сомнения, презрите нелепые законы человечности и идиотские установления, которые сковывают нас, и бесстрашно творите то, к чему зовет вас священный голос Природы, зная, что он всегда противоречит абсурдным принципам человеческой морали и гнусной цивилизации. Неужели вы полагаете, будто цивилизация или мораль сделали людей лучше? Отнюдь: и та и другая только испортили человека, подавили в нем зов Природы, который делал его свободным и жестоким; отчужденный от нее, весь род человеческий погрузился в болото разложения, его врожденная жестокость превратилась в подлую хитрость, и от этого зло, которое творит человек, сделалось еще опаснее для его собратьев. Коль скоро должен он творить его, коль скоро оно необходимо и угодно Природе, дайте человеку эту возможность, дайте ему право поступать так, как ему больше нравится, и пусть он предпочтет жестокость подлости, ибо в этом больше естественности и, если угодно, благородства.