Жюстина, или Несчастья добродетели
Шрифт:
— Не шевелитесь, — строго сказал ей разъяренный монах, — разве я вам не говорил, что ваше спасение зависит от вашего смирения и что вещи, грязные в глазах простых людей, в нашей среде служат символом чистоты, целомудрия, набожности?
Схватив одной рукой за волосы жертвы, он проник языком в ее рот и прижался к ней всем телом с такой силой, что она не могла не почувствовать, как твердый член монаха упирается в ее промежность; но итальянец, тут же, будто устыдившись такой вызывающей неверности по отношению к предмету своего культа, снова зашел сзади, и наконец запечатлел самый горячий, самый страстный
— Мне одеться, святой отец? — спросила несколько обеспокоенная девушка.
Вот убедительное доказательство неразрывной связи между духом и физическим состоянием: вознесите первый, и вы сможете господствовать над вторым; этим объясняется восторг мучеников, за что бы они не страдали, ибо не существует цели страданий, по-настоящему благородной и справедливой — то или иное качество придает ей общепринятое мнение. (Прим. автора).
— Ни в коем случае, — обрезал настоятель, — разве в нашем доме опаснее быть обнаженной, чем в церкви?
— Я согласна, святой отец.
Юный педераст погасил свечи и унес одежду Жюстины. Теперь ее освещала только маленькая свечка, которую держал шедший впереди Северино, а шествие замыкал юноша — в таком порядке они вошли в ризницу. Открылась потайная дверь в стене столярной мастерской, за ней Жюстина увидела узкий темный коридор, переступила порог, и дверь закрылась будто сама собой.
— О святой отец, — дрожащим голосом проговорила девушка, — куда вы меня ведете?
— В надежное место, — ответил монах, — туда, откуда ты не скоро выйдешь.
— Великий Боже! — И Жюстина резко остановилась.
— Шагай, шагай, — жестко сказал настоятель, вытолкнув ее вперед, чтобы она шла первой. — Раздумывать уже поздно, черт побери! И сейчас ты сама увидишь, строптивая девчонка, что если место, куда я тебя веду, не доставит тебе большого удовольствия, то уж во всяком случае ты быстро научишься доставлять его нам.
Эти ужасные слова заставили Жюстину вздрогнуть; тело ее вмиг покрылось холодным потом, и ее обезумевшее воображение представило ей смерть с косой на плече; ноги несчастной подкосились, и она едва не упала.
— Ах ты содомитка! — закричал на нее монах, присовокупив к этому ругательству сильный пинок в зад. — Вставай, тварь, здесь не помогут ни жалобы, ни слезы.
Наша героиня поняла, что слабость будет означать для нее гибель, и, поднявшись, запричитала:
— Боже праведный! Зачем нужно, чтобы я всегда была жертвой собственного простодушия, чтобы была наказана, как преступница, за благое желание приблизиться к самому святому, что есть в религии?
Между тем они шли дальше и дошли до половины длинного узкого коридора, когда монах задул свечку. Жюстине сделалось еще страшнее, Северино почувствовал это и
— Шевелись, негодница! Или ты хочешь, чтобы я насадил тебя на свой посох и притащил на его конце?
Произнося эти слова, он дал ей почувствовать, насколько основательна его угроза. И вдруг Жюстина, шаря в темноте руками, наткнулась на изгородь, утыканную острыми железными шипами; она сильно уколола себе правую руку и вскрикнула… Послышался глухой шум: открылся невидимый люк.
— Теперь берегись, — сказал монах, — держись за поручень: мы идем по мостику, малейший неверный шаг — и ты полетишь в пропасть, откуда тебя не достать никаким способом.
Немного дальше девушка нащупала ногой винтовую лестницу, а спустившись на тридцать ступеней, обнаружила другую лестницу, приставную, по которой ее заставили подниматься. В какой-то момент во время подъема нос монаха уткнулся в зад Жюстины, и злодей немедленно поцеловал и укусил то, что оказалось перед ним. Наконец вверху появился еще один люк.
— Толкни его головой, — приказал настоятель.
Тотчас яркий свет ударил в глаза Жюстины, чьи-то руки подняли ее, раздался взрыв смеха, и вот наша несчастная и ее два спутника очутились в красивой, нарядно убранной зале, где за столом сидели пятеро монахов, десять девушек и пять мальчиков — все в самых небрежных одеждах, — которым прислуживали шесть совершенно обнаженных женщин. Это зрелище потрясло Жюстину, она хотела сбежать, но было уже поздно: люк захлопнулся.
— Друзья мои, объявил Северино, — позвольте вам представить удивительное существо. Это настоящая Лукреция, которая носит на плече, клеймо преступницы, а в сердце — всю наивность девственницы. А в целом это превосходная девица. Посмотрите на эту фигурку, на эту белоснежную кожу, твердые груди, роскошные бедра, круглый зад, прекрасные волосы, восхитительные черты лица и неземной огонь в глазах. Она не совсем свеженькая, но надеюсь, вы признаете, что в нашем серале мало таких, кто сочетает в себе столько достоинств.
— Вот чертовка, — проворчал Клемент, — я ведь видел ее только в одежде и не заметил этого великолепия, однако же, клянусь Всевышним и всем его Содомом, я не мог представить, что она так красива.
Жюстину усадили в угол, даже не поинтересовавшись, не нужно ли ей чего-нибудь, и ужин продолжался.
На этом мы должны принести извинения читателю за то, что приходится прервать ненадолго наше повествование с тем, чтобы описать новых персонажей, в чьей компании он окажется на последующих страницах. Ибо без этих вынужденных подробностей рассказ наш покажется ему не столь занимательным.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Портреты. — Детали. — Обстановка
С Северино вы уже знакомы и можете легко догадаться о его вкусах. Он объединял в своем лице всю, какую только можно представить страсть к задней части тела, и такова была его извращенность в этом смысле, что он никогда не претендовал на другие удовольствия. Однако и в этом чувствовалась непоследовательность промысла природы, потому что наряду с необычной фантазией, заставлявшей его избирать обходные тропы, этот монстр обладал настолько мощной энергией, что самые протоптанные дороги показались бы ему чересчур узкими!