Жюстина
Шрифт:
– Приведем приговор в исполнение, - сказал Симеон.
– Дай-ка нам розги, Полина, а ты, отец Ив, держи эту неловкую девку: свяжи ей руки, положи ее себе на колени, а я преподам ей урок; когда она будет в крови, ты займешь мое место.
Напрасно кричала и плакала бедная девочка, напрасно она вырывалась никто ее не слушал. Симеон, взявши ее за поясницу левой рукой, правой быстро, двадцатью ударами, разукрасил ей ягодицы.
А вы становитесь на колени, перед этим фаллосом, Леонарда, - приказал он другой девочке, - и ласкайте его своими крохотными грудками. Пока я занимаюсь флагелляцией, ты, Люси, должна лобзать мою задницу, которая все еще никак не оправится от натиска этого мула, ты же видишь, как она ждет тебя, приголубь ее скорее, девочка моя.
Ив не заставил себя ждать, и несчастная Мартина вышла из его безжалостных рук, обливаясь кровью.
– Итак, наказание свершилось, - заявил Симеон, - надо заняться более приятными делами. Первой оголилась Полина, ты знаешь, как обещали мы вознаградить этот акт послушания, отец Ив: насади ее на свой кол, а я буду твоим сводником, но с условием, что потом ты послужишь мне педерастом.
– Я согласен, - сказал отец Ив, - я давно, по примеру великого Цезаря, мечтал быть мужем всех женщин и женой всех мужчин.
Моя матушка заняла свое место: блудница уже настолько разгорячилась, что не удержалась от оргазма. Симеон самолично взял в руки член собрата и аккуратно затолкнул его в пещерку.
– Ах, гром и молния!
– вскричала моя мать, почувствовав в своем теле огромный предмет.
– Какой же он большой... Я кончаю!..
А в это время Симеон овладел задницей того, кто наставлял ему рога; он проник в нее, не потрудившись увлажнить проход, и за два толчка достиг дна, его соперник также вошел в самую глубину зада Полины... Оба сосредоточенно совокуплялись, оба яростно двигали всем телом, их движения напоминали морские волны, вздымаемые неистовым аквилоном. Но им недоставало пряных эпизодов, и мой отец подал голос:
– Иди сюда, Мартина, и садись верхом на спину Иву, я буду целовать твою жопку, совершая содомию с обидчиком моей возлюбленной, ты, Леонарда, оседлаешь грудь Полины и закроешь ей рот своим влагалищем, эта лесбиянка пососет тебя: она любит ласкать женщину, пока ее сношают; отец Ив полижет твои ягодицы, потому что иногда необходимо целовать задницу, когда прочищаешь чью-то вагину, это служит хорошим противоядием.
– А я, - спросила Люси, - что делать мне?
– Ты будешь пороть меня, - сказал Симеон, - и время от времени подставлять мне для поцелуя то рот, то зад; потом потанцуешь вокруг нас, как Давид вокруг ковчега, а заодно будешь приседать, чтобы помочиться и испражниться: сильные запахи сильнее возбудят нас. Во время оргий надо испробовать все: чем грязнее воображение, тем слаще удовольствие. Какое может быть совокупление без гнусностей! Все пороки становятся в хоровод, держат друг друга за руки, вдохновляют друг друга, когда мы сношаемся.
– Пусть она подаст нам выпить, - сказал отец Ив, - я люблю пьянеть, предаваясь утехам плоти, я, как и ты, друг мой, полагаю, что все пороки придают новые силы этому высшему пороку, надо лишь уметь соединить их в момент извержения. Все допустимо, когда человек возбужден, чем многообразнее удовольствия, тем они сладостнее.
– Ладно, кончай скорее!
– откликнулся мой отец.
– А то сперма бросится тебе в голову, и ты скоро перестанешь соображать, что говоришь.
– Черт меня побери! По крайней мере я докажу тебе, что я знаю, что делаю: чтобы не посеять плод в чреве этой сучки, я солью свой сок на ее живот.
– Нет, нет, - запротестовал Симеон, обеспокоенный добродетельным порывом друга, - не думай об этом, в нашем саду много места... продолжай сношаться, дорогой, а если шлюха забеременеет, я приму необходимые меры.
Вдохновленный этими словами. Ив удвоил свой пыл, движения моего отца распалили его окончательно,
– Уф, - удовлетворенно крякнул мой отец.
– Пора передохнуть. Мой член теперь не встанет, пока я не залью в себя шесть бутылок шампанского.
Воспользуюсь этой передышкой, чтобы сообщить вам о том, что происходило между мной и братом во время того впечатляющего спектакля.
Эгль то и дело отказывался от роли зрителя, чтобы предпринять активные действия; поскольку позиция, в которой я находилась, затрудняла его наслаждение передней частью моего тела, маленький распутник занялся задницей. Он поднял мою рубашку, заправил ее под корсет и, получив в распоряжение мой зад, осыпал его горячими поцелуями. Не имея недостатка в примерах для подражания, плутишка раздвигал мне ягодицы, вставлял в отверстие то язык, то палец, а под конец, навалившись на меня, умудрился достать своим небольшим инструментом до преддверия вагины. Затем, приободренный этими предварительными упражнениями, он сказал мне, когда наши актеры в соседней комнате сели за стол:
– Оставайся в этой позе, сестрица, только наклонись чуточку ниже, и ты увидишь, что я сделаю.
Возбудившись от всего увиденного, я оперлась на перегородку, как можно сильнее выгнув таз... Но великий Боже! Какая досада! Плохо укрепленная стенка заскрипела, подалась вперед и рухнула на голову Мартины, да с такой силой, что та потеряла сознание, и из ее пробитой головы хлынула густая-кровь. Однако оба монаха, крайне изумленные нашим внезапным вторжением, не знали, с чего начать: помочь Мартине или обрушиться на нас. И сладострастие перевесило сострадание, как и должно быть в сердце настоящего распутника. Оба, необыкновенно возбужденные нашим неглиже, бросились к нам и принялись жадно ощупывать наши прелести, бранить нас и ласкать одновременно, предоставив женщинам спасать раненую девочку, которая находилась в таком плачевном состоянии, что ее пришлось уложить в постель. Злополучная стенка внесла большую смуту; стол, на который она грохнулась, свалился вместе со всеми тарелками и бутылками, и оскодки разлетелись по всей комнате.
– Уберите это, - приказал Симеон, отрывая Леонарду от хлопот вокруг лежавшей без сознания подруги и доказывая этим, что его больше волновал порядок в помещении для утех, нежели забота о несчастной жертве.
– Она поранилась, - продолжал он, - ну и что из того, потом посмотрим...
– Но святой отец, - возразила Леонарда, - она вся в крови.
– Так останови кровь, остальное сделаем, когда совокупимся...
В продолжение этого диалога меня ласкал мой отец, то же самое делал с Эглем отец Ив: наши бессердечные развратники, не обращая ни малейшего внимания на бедную Мартину, казалось, были озабочены только удовольствиями, которые они предвкушали от двух новых предметов, появившихся совершенно неожиданно.
– Погляди-ка, - обратился Симеон к Иву, - какая грудка у этой маленькой плутовки! А ее киска... какая она пушистая! Ведь это я произвел ее на свет! Через полгода это будет лакомый кусочек.
– Почему не сейчас?
– спросил отец Ив.
– Какая нужда ждать полгода? Смотри, - продолжал он, указывая на зад моего брата, - смотри, он уже сформировался! Нет, дорогой, раз случай ниспослал нам эту радость, надо вкусить ее и не будем миндальничать!
Между тем мы - Эгль и я, не зная, куда деваться от стыда, не осмеливались противиться планам, которые, как тучи, сгущались над нашими головами. Моя мать уже заключила сына в объятия.