Зибровский водяной. Сказы
Шрифт:
Узрели стрелец и единорог, как по лунной дорожке наперерез волнам плывёт сучковатый ствол. Молвит тогда Индрик:
– Теперь, Фролка, твоё время пришло: рази огнём бревно!
Засмеялся молодец, снял пищаль с плеча, пороху на полку насыпал, взвёл курок – ба-аа-баах! Пуля угодила куда надо, закрутилось бревно, как живое, завизжало и тотчас исчезло, будто и вовсе не было!
Дальше глядят – мечется по отмели огромный сом, ищет выход на большую воду. Вновь молвит единорог:
– Фролка, опять твоё время пришло: режь-коли ту рыбину!
Послушался молодец, выхватил из-за спины
После послышался топот копыт. И вот на берегу явилась взору кобыла. Опять молвит единорог:
– Вновь, Фролка, твоё время наступило, доставай саблю: бей, не жалей лошадь!
– Запорю! – громко вскрикнул наездник и поднялся во весь рост.
Дальше, кусая губы, молодец-стрелец вырвал из ножен остру сабельку… Индрик скакнул и настиг брыкающуюся кобылу. Фролка, отплёвываясь солёной кровью из прокусанной губы, принялся плашмя нахлёстывать врага. Закрутилась, завизжала лощадь и сгинула среди пучков прошлогоднего конского щавеля!
– Молодец, Фролка! То было не бревно, не сом и не лошадь, то были личины хитрого водяного! Думаю, досталось ему на орехи.
Единорог вновь метнулся к реке. Его копыта снова подняли до небес столбы брызг. Фролке даже почудилось, что капли воды улетают на небо и не возвращаются, а там оседают среди звезд. Безудержные прыжки Индрика дали о себе знать: то тут, то там стали всплывать стаи лещей, судаков и плотвы, среди грязной пены они беспомощно раскрывали рты, ловя воздух. Усатые морды сомов и налимов тысячами тыкались в чёрные берега, словно слепые котята в кошку. Стрелец догадался – речная живность гибнет под ударами единорога…
Вскоре детский крик с московского берега прорвал ночную пелену. Единорог одним прыжком с тульского брега оказался возле младенца. Замерев, Фролка рухнул наземь около неясного белого пятна! Словно деревянными руками схватил малютку и давай целовать и ласкать, а единорог неожиданно приказывает:
– Разжигай, Фролка, огонь!
– Ты что задумал, окаянный? – переспросил счастливый отец.
– Ослушаешься – убью тебя и его! – грозно ответил Индрик-зверь.
– Погоди, я всё исполню.
Стрелец достал огниво, подпалил фитиль. А единорог дальше повелевает:
– Давай, прижигай младенца!
– Ты сдурел, Индрик, как я могу жечь родную кровиночку?
– То не твой сын, то сам сын поганого водяного!
Закрыл глаза Фролка и ярким угольком по ручке вскользь ведёт… Завертелся, завизжал у него на коленках младенец и сгинул, будто и не существовал, а пьяному сон пригрезился!
Стрелец от горя повалился в камни. В нос ударил резкий запах ряски и болота.
– Ваня… Ванечка, где же ты… сынок, – запричитал Фролка.
– Дожидайся меня здесь! – гаркнул Индрик и вновь обрушился на реку, поднимая волну и завесу из брызг.
И тут на северо-востоке вспыхнули зарницы, а вскоре над лесом бабахнул гром. От неожиданности Фролка пригнул голову и перекрестился. Пошёл проливной дождь, и крупные капли побежали по лицу и за пазуху. Стрелец стал приходить в себя. Вдруг кто-то рядом заговорил:
– Прошу, не губите!
Фролка поднял голову, он признал голос водяного.
– Вроде жив, – отрешённо сказал Фролка, повернувшись к единорогу, чья голова оказалась совсем рядом, и почувствовал тёплое дыхание. – И спит.
– Утро вечера мудренее, проспит до обеда, – пообещал сказочный зверь.
Рядом водяной застыл с поникшей головой, как прошлогодний сноп сена. Рог Индрика смотрел в сторону бледнеющей луны, а спокойные глаза мерцали красным светом.
– К людям бы отвезти малютку, – сказал Фролка.
– Поспеем.
Светало. Одеяло из плотных облаков заволокло всё небо, оставив свободным только краешек на самом горизонте. На востоке робко проклюнулись первые солнечные лучи. Порубежные облака испачкались в бледно-розовый цвет, и на земле с каждым мгновением света и радости становилось всё более и более.
Индрик ударил копытом по земле – рассыпался сноп красно-жёлтых искр, водяной встал на колени, а после ничком бухнулся в песок, прикрывая перепончатыми пальцами лохматую голову – Поднимайся и слушай: никто не властен нарушать установленный рубеж между нашим миром и миром людей без боли и мучений. Ты первым сделал шаг из своего предела и в отместку за это наказан. Но это далеко не всё. Придёт время, и ты ещё послужишь человеку, – приговорил Зибровского водяного единорог.
– Ох-хо-хо, – печально простонал водяной и в ту же секунду десятки дрожащих голосов русалок, водяных девок и болотников эхом застонали в реке, в ближних старицах и прудах.
– Убирайся, водяник, и не забывай – это мой край!
Водяной обмяк, плечи совсем опустились, и вскоре он словно растворился в молочном тумане. Река стихла и безмолвно несла свои воды в неведомые и далёкие края. Тут в деревне запели петухи, и Фролка обрадовался – наконец-то подоспело утро.
Единорог принял счастливого отца и поскакал прямо над рекой в сторону Серпухова. Перед глазами замелькали кусты, деревья, лодки с пробудившимися в столь ранний час рыбаками.
Фролка прижал сына к себе, укрыв кафтаном от ветра и дождя. Ему ещё до конца не верилось, что всё закончилось благополучно. Но внутри него просыпалось чувство радости и удовлетворения.
Неторопливый полет Индрика над Окой вызвал нешуточный переполох среди людей.
– Глядите, пацаны, что за диковина? – кричали безусые юнцы, кинув на песок нераспутанные бредни. – Вот так чудо!
Н ам точно никто не поверит, – вторили им другие.
– Индрик вернулся… Касатик воротился домой, – отложив крючки и сети, шептали рыбаки. – Давным-давно его не было в родных краях, совсем позабыл свою отчину!