Зигмунд Фрейд
Шрифт:
Гизела была только одним из объектов его беспокойства. Вторым стал его покойный отец, умерший, когда Эрнсту был двадцать один год. Сидя по ночам за книгами, он ждал появления призрака отца. Это превратилось в ритуал, когда он открывал парадную дверь для того, чтобы отец мог войти, а в ожидании его доставал свой пенис и смотрел на него в зеркало. Он смог избавиться от этого ритуала, решив, что, если он будет продолжать так делать, с его отцом в загробном мире случится что-то плохое.
Как и история с красными чернилами, страдания, которые Ланцер причинял сам себе, были и серьезными, и в то же время смешными. Внешне он продолжал вести нормальную жизнь. Так почему он не мог собраться? Но все было гораздо сложнее. Подробный рассказ Ланцера об этих навязчивых желаниях эмоционален, как у сумасшедшего.
Летом 1907 года состояние Ланцера ухудшилось. Будучи лейтенантом запаса, он провел месяц на военных маневрах в Галиции, где у него появилась навязчивая идея, связанная с крысами и с тем, что они могут сделать с Гизелой и его покойным отцом. Именно фантазии о крысах привели Ланцера к Фрейду, когда ему попала в руки книга «Психопатология обыденной жизни». Этот несчастный пациент-еврей, дрожащий и подавленный, в пенсне и с бледными пухлыми щеками, вошел в литературу под именем Крысиный Человек. Описывая случай Ланцера в «Заметках о случае навязчивого невроза», Фрейд сохраняет анонимность и только раз называет его Полем.
Идея о крысах была подана Ланцеру коллегой-офицером, «жестоким капитаном» с садистскими наклонностями, который рассказал ему о якобы существующей на Востоке казни, когда жертву привязывают ягодицами к горшку с голодной крысой (или крысами, по версии Ланцера), которая затем пытается прогрызть себе путь наружу. Вскоре после этого рассказа жестокий капитан невольно вызывает у Ланцера еще одно навязчивое желание. Как раз когда маневры подходили к концу, капитан передал ему пару запасных пенсне, выписанных Ланцером из Вены, и добавил, что Ланцеру нужно отдать небольшую сумму денег служащему деревенской почты в нескольких часах езды оттуда.
Включилась машина самонаказания Ланцера, изобретя ритуал выплаты денег, который должен был предотвратить пытку крысами его девушки и покойного отца. Ланцер совершил несколько бессмысленных поездок по железной дороге, но в конце концов просто вернулся в Вену и послал деньги по почте.
Фрейд сказал, что анализ Крысиного Человека длился год, что, похоже, неверно, поскольку основная часть работы была проделана в первые три-четыре месяца. Целью Фрейда было свести бессвязные рассказы о поведении пациента к последовательности событий, которые имеют логические объяснения. История о пытке крысами привела к детским фантазиям Ланцера о крысах и далее — к скрытым ассоциациям с отцом и детством Ланцер (как решил Фрейд) испытывал противоречивые чувства любви и ненависти к отцу с детства, который наказывал его за мастурбацию. Его подруга тоже оказалась вовлечена в такую же паутину двойственных чувств.
Таким образом, случай Крысиного Человека позволил Фрейду показать, как детская сексуальность подготавливает почву для невроза. Но ему предстояло исследовать множество уровней этого явления. Крысы символизировали в жизни Ланцера самые разнообразные вещи. Тема крыс привела Фрейда к открытию садистских наклонностей пациента, что объясняет, почему рассказ жестокого капитана о пытке смог возбудить его бессознательное. Когда Ланцеру помогли разобраться в этих бессвязных воспоминаниях, он понял себя и, по словам Фрейда, «психическое здоровье пациента было восстановлено». Семья Ланцера поверила ему. Он женился и явно избавился от всех своих навязчивых фантазий. Возможность обсудить свою интимную жизнь с Фрейдом в доверительной манере, вероятно, помогла ему просто в эмоциональном смысле, а не благодаря психоанализу, который так интересовал Фрейда. Несколько лет спустя, в 1914 году, Ланцер снова попал в австрийскую армию и пошел на настоящую войну, где его взяли в плен русские и он вскоре погиб.
В этом случае Фрейд снова выступает как умелый рассказчик, который подбирает данные для подтверждения своих теорий. Никто не будет отрицать, что для создания этой истории требовалось смелое воображение, но насколько она правдива? Некоторые критики утверждают, что Фрейд подтасовал факты. Он сам сомневался — правда, не в правоте своего анализа, а в своей
В некоторых местах рассказа непрофессионал может заскучать. И все же чем-то это разгребание секретов помешанного Ланцера привлекает читателя. Это рассказ об одержимом человеке и волшебнике, который может расколдовать его; с современной точки зрения, романтическая история, которым сегодня в психиатрии, в отличие от бездушного «Прозака» и психологического кодирования, нет места.
Навязчивый невроз связывали с евреями сами евреи. Фрейд говорил коллегам на собрании кружка в 1907 году: «Религия Израиля — навязчивый невроз, который продолжается сотни лет». В 1906 году мрачный Садгер выступил на том же собрании, говоря о «распространенной нервозности (особенно навязчивых неврозов и истерии) среди евреев польского происхождения» — нелюбимых всеми галицийских евреев, одним из которых был и сам Садгер. Эту связь он объяснил предположением, что галицийские евреи слишком подвержены «раздумьям». Если евреи по природе интроспективны, возможно, именно поэтому они так легко восприняли психоанализ. Как и остальные выводы касательно евреев, этот во многом основывался на догадках.
Антисемитизм в Вене проявлялся ярче, чем когда-либо. Люди высказывали сумасшедшие идеи о том, чтобы избавиться от опасных чужаков. В австрийском парламенте в 1900 году слушалось предложение о добавлении к закону о содомии поправки, запрещавшей евреям иметь половые сношения с христианами. О предполагаемой физической и умственной отсталости этой нации существовало множество литературы — нередко пышущей злобой, чаще всего подкрепленной именами людей, которые слыли авторитетами в медицине. Принявшие западный образ жизни евреи часто становились на сторону собственных критиков. Фрейду понадобилось долгое время, чтобы начать с гордостью высказываться о своем народе.
Человек, которого еврейский вопрос впоследствии очень заинтересует, приехал в Вену как раз приблизительно в то время, когда Крысиный Человек стал пациентом Фрейда. Восемнадцатилетний Адольф Гитлер, неотесанный узколицый австриец с усами, поселился в старом доме, принадлежавшем некоей польке, возле Западного вокзала и вскоре отправился на вступительный экзамен в Имперскую академию искусств. Там, в здании, полном статуй и картин, построенном возле Рингштрассе в 1870-х годах, он с сотней других претендентов написал две картины, выбрав темы из списка, в который входили «Изгнание из рая» и «Прогулка». Эту часть экзамена он сдал успешно. Но рисунки, которые он привез из дома в Линце, что в ста шестидесяти километрах от Вены, не удовлетворили комиссию, и он не вошел в число (двадцать пять процентов) поступивших. Запись экзаменатора гласила: «Рисунки-образцы неадекватны, слишком мало портретов». Гитлеру лучше удавались здания, чем люди.
Следующие год-два Гитлер играл роль художника, человека с утонченным вкусом, посещал оперу и жил на небольшие деньги, которые одно время получал от родителей. В конце концов, когда деньги закончились, ему пришлось стать рабочим, а на некоторое время, в 1909 году, даже бродягой. Рингштрассе, которая раньше казалась ему «волшебством из сказок 'Тысяча и одной ночи'», теперь напоминала о его поражении в этом городе культуры, распущенных женщин и смешанных национальностей. Деньги, полученные от тети, и случайная работа по изображению видов Вены возвращают ему надежду, но оставшиеся годы в Вене Гитлер проводит в бедности и живет в мужском общежитии в северном районе Бригиттенау. В 1913 году он тайком уезжает в Мюнхен, чтобы избежать призыва в имперскую армию, где ему пришлось бы служить бок о бок с евреями и славянами.