Зигмунд Фрейд
Шрифт:
Сын Эли, Эдвард «Эдвард Л. Бернейс, консультант по рекламе, был пионером маркетинга, который использовал в своих кампаниях психологию не менее умно, чем психоаналитик. Для первой кампании, направленной на то, чтобы сделать более приемлемой нью-йоркскую пьесу о венерических заболеваниях, он создал фонд по поддержке полового воспитания и подарил влиятельным жертвователям билеты на премьеру. Язвительный Джонс описал его Фрейду как „американского жулика, совершенно беспринципного“. Бернейс умер только в 1995 году в фантастическом возрасте сто три года.», завоевал благосклонность «дяди Зиги», устроив публикацию «Лекций по введению в психоанализ» и других работ в Америке. В конце концов Фрейд получил значительный гонорар. В ответ на это
Это, в свою очередь, было нечестно по отношению к племяннику Сэму, который постоянно присылал посылки из Манчестера на Берггассе в течение труднейших двух лет, последовавших за войной. Хотя Фрейд настаивал на том, чтобы заплатить за еду как только сможет, Сэм упорно отказывался от денег. В Манчестер прибывали списки необходимых вещей:
Марте больше всего нужны: молоко, мясной экстракт, кофе, овес и такие специи, как белый перец и корица. Я очень люблю сыр… все, что в жестянках, очень хорошо; мармелад — тоже прекрасно, а вот тушенки здесь хватает.
Победители считали Вену, которая находилась в полутора тысячах километров от Лондона, далеким городом, который сам виноват в своих несчастьях. Цивилизация пришла в упадок. Все работало плохо. Предприимчивые иностранцы ходили по гостиничным коридорам в поисках людей, которые хотят продать свои драгоценности.
Фрейд был избавлен от самых унизительных поступков благодаря пациентам с твердой валютой. Возможно, ему приходилось сидеть в кабинете в пальто и шляпе, чтобы не замерзать, — а женщина, которую он анализировал в 1920 году, вспоминает, что у него не отапливалась квартира, а в кранах не было горячей воды, — но за границей в банках у него постепенно накапливались фунты и доллары. В то время как бедняки довольствовались брюками из мешковины, Фрейд писал Сэму (22 февраля 1920 года), чтобы тот выбрал для него ткань из мягкой шетландской шерсти тона, который советует Марта, — «перец с солью, или мышино-серый, или tete de negre», — чтобы он мог заказать себе на весну костюм. «Я, — добавляет он, — собираю иностранные деньги в Амстердаме, чтобы заплатить за это».
Джонс слал ему письма, полные ободрительных банальностей, и пациентов. Наука — это скала. Она может выдержать штормы. Фрейд цитировал поэта Клоу: «Но на западе, взгляни, земля светла!» По его совету Джонс в 1919 году снова женился — на привлекательной молодой интеллектуалке из Вены, Катарине Йокль, меньше чем два месяца спустя после того, как их представили друг другу в Швейцарии, — и жил с ней счастливо до конца дней, наконец исправившись. Вскоре он уже занялся восстановлением организации в Европе и Америке.
Комитет образовался снова. Гизелла Палос получила развод, и Ференци на ней женился. Ее бывший муж скончался на месте от сердечного приступа в день свадьбы. «Что-то демоническое, в духе Гроддека», — предположил Фрейд.
Старая жизнь возобновилась. В условленные часы на Берггассе приходили пациенты. У Фрейда появилось и новое занятие: в тайне практически от всех по вечерам он начал анализировать свою дочь Анну, все больше вовлекая ее в свою жизнь.
Когда старость — теперь уже настоящая, а не воображаемая — начала брать свое, он сохранял холодную стойкость лидера, долг которого — выжить. Слухи, появившиеся в Америке в 1919 году, о том, что его вынудили покончить с собой, раздражали Фрейда. Его жизнь еще не закончилась!
Глава 26. Тяжелые времена
Ни один психоаналитик как в Вене, так и во всем мире не мог сравниться с Фрейдом по репутации и авторитету. Еще до войны он начал расширять психоаналитическое движение, и вскоре его теории стали разрабатываться другими, причем не всегда так, как предполагал он. Но пока его слово оставалось законом. Фрейд не терпел инакомыслящих и правил
Венские коллеги были ему обязаны еще больше, чем остальные, из-за денег, потому что время от времени у него появлялись пациенты с твердой валютой, которых он передавал им. Среди нуждающихся был «маленький Ранк», приближенный, который знал свое место. Фрейд не раз хвалил его в письмах другим единомышленникам: «незаменимый помощник», «всегда верный», ученик, «который неизменно честен». Ранк большую часть войны был редактором военной газеты, где в основном высмеивал британского премьер-министра Ллойда Джорджа. Годы войны закалили его, и взгляд за толстыми стеклами очков был не так уж мягок. Тем не менее он оставался бедным, и теперь, вернувшись в Вену, он вошел в список любимых аналитиков Фрейда, которые иногда получали в пациенты американца-другого.
Венских пациентов хватало, но даже если Фрейд брал с них сотни крон в час, обесценившаяся валюта стоила очень мало. Американцы платили настоящие деньги — по десять долларов наличными. Движение нуждалось в средствах, особенно для финансирования книг и журналов, а Фрейд был единственным человеком, способным добыть эти деньги. Обещанное богатство от Антона фон Фройнда, венгерского благодетеля, уменьшилось до более скромной суммы, отчасти из-за инфляции, отчасти потому, что в начале 1920 года Фройнд заболел раком. Но это было лучше, чем ничего.
В Вене росло новое поколение аналитиков, которые, как и их предшественники, считали Фрейда «отцом» и руководителем. Среди них был Вильгельм Райх, один из самых своеобразных врачей столетия. В то время он был молодым и бедным студентом-медиком; не находящий покоя человек, который увидел в работах Фрейда подтверждение своей идеи о том, что мы постоянно обманываем себя. «Человек бежит от самого себя!» — записал он в своем дневнике в июле 1920 года.
Все ложь — даже самая лучшая, самая искренно желаемая правда. 22.30. Ветер снова воет — нет, это трамвай! Что сейчас происходит в Вене: люди напиваются, их тела дико переплетаются, везде, от нижнего этажа до крыши — хочу ли я этого тоже? Да или нет?
Родившийся в 1897 году в зажиточной еврейской семье в Галиции, Райх был так же навязчиво увлечен сексом, как когда-то Фрейд, но, возможно, получил его слишком много, в то время как проблемой Фрейда было обратное. Личная жизнь Райха была несчастливой. Еще в детстве он участвовал в настоящей эдиповой драме с настоящим сексом и настоящей смертью. Он подсматривал за матерью, которая занималась любовью с его учителем, и сам желал ее; после этого отец, чрезвычайно ревнивый человек, заставил сына предать ее, а мать после этого покончила с собой, выпив отбеливатель. Все еще обучаясь медицине после войны, он посетил Фрейда и был им очарован, обнаружив, что все его слова и действия «пронизаны легкой иронией», и стал практикующим аналитиком еще до того, как получил диплом врача.
Вскоре его начали опекать. «Я по-настоящему живу, — сообщает он своему дневнику в январе 1921 года, — у меня два платежеспособных пациента, которых мне прислал сам Фрейд!» До того как проявились его радикальные идеи о роли оргазма, его считали прекрасным, хоть и нетрадиционным, приобретением для движения, «акулой в пруду с карпами», как он однажды выразился, но преданным учителю человеком.
«В 1934 году движение исключило Райха. В конце концов, разочаровавшись во Фрейде, он в 1939 году отправился в США, заработал там дурную славу как изобретатель „оргонного аккумулятора энергии“, кубика, который якобы концентрировал энергию из атмосферы и мог вылечить заболевания от обычной простуды и сексуальной импотенции до рака. Благодаря этим действиям он оказался в тюрьме, где и умер в 1967 году. „Общество вседозволенности“ шестидесятых годов провозгласило его знаменосцем сексуальности. Так Райх стал символом чувственных аппетитов, за которые критиковали Фрейда, хотя тот никогда не поддавался им сам.»