Зигзаг
Шрифт:
— Проникновения в мой комп?
— Это было проще простого, — ответил Валенте, почесывая под мышкой. — Дорогуша, у тебя система безопасности времен калькуляторов с заводной ручкой. Да к тому же я считаю себя неплохим хакером и в создании вирусов тоже немножко поднаторел.
Несмотря на растущее восхищение совершенством его плана, Элиса почувствовала себя весьма неловко. Значит, вот как обстоят дела: копание в моих вещах не представляет для него никаких проблем, и он хочет, чтобы я об этом знала.
— А зачем тебе было меня предупреждать? Зачем тебе нужно было, чтобы я тоже знала, что за мной следят?
— А я хотел с тобой познакомиться. — Лицо Валенте сделалось
Хотя последние слова прекрасно дошли до слуха Элисы, ее мозг не сразу переварил информацию: Валенте произнес это точно таким же тоном, что и все остальное, почти гипнотически, состояние транса усиливали его болотного цвета выпуклые глаза, посаженные на изможденном худющем лице. Когда она наконец поняла, что он сказал, то растерялась. На какой-то миг она почувствовала, что ее парализовало, как ту связанную женщину на картине. Ей подумалось, что некоторые люди подобно некоторым змеям обладают такой властью над другими существами.
С другой стороны, было ясно, что он старается ее оскорбить, и она подумала, что, если отреагирует на эту похабщину, очко сразу пойдет на его счет. Она решила выждать удобный момент.
— Я серьезно, — продолжал он. — Ты чертовски хороша. Но тоже со странностями, да? Как я. У меня по этому поводу есть своя теория. Я думаю, все дело в органической материи. Гениальные физики всегда были с какими-то патологиями, так ведь? Мозг Homo sapiens не может вместить глубинные сложности мира квантовой теории или релятивизма, не подвергшись серьезным изменениям.
Он снова поднялся и начал указывать на портреты:
— Шрёдингер — сексуально озабоченный: открыл волновое уравнение, когда трахал одну из любовниц. Эйнштейн — псих: бросил первую жену и детей и женился на другой, а когда она умерла, сказал, что так ему лучше, потому что он сможет спокойно работать. Гейзенберг — нацист: принимал активное участие в создании водородной бомбы для своего фюрера. Бор — больной неврастеник, зацикленный на личности Эйнштейна. Ньютон — подлая посредственность, способная фальсифицировать документы, чтобы оскорбить своих критиков. Бланес — сдвинутый женоненавистник: видела, как он с тобой обращается?.. Наверное, дрочит, представляя мать и сестру… Вообще примеры часами можно приводить. Я читал все биографии, даже свою. — Он улыбнулся. — Представь. Я с пяти лет веду дневник, где записываю все с максимальными подробностями. Мне нравится размышлять о моей собственной жизни. Клянусь, что все мы одинаковые: родом из хороших семей (некоторые даже аристократы, как Де Бройль), у нас врожденный дар свед е ния природы к чистой математике, и все мы со странностями, не только с умственными, с физическими тоже. Например, я доликоцефал, и ты тоже. То есть череп у нас удлиненный, как у Шрёдингера и Эйнштейна. Хотя по сложению я больше похож на Гейзенберга. Я не шучу, по-моему, это вопрос генетики. А ты… Ну, по правде говоря, сказать, на кого, блин, похожа ты, с такими данными, я затрудняюсь. Хотелось бы посмотреть на тебя без одежды. Грудь у тебя любопытная: тоже немного вытянутая. «Доликомаммами» можно ее назвать. Я бы хотел посмотреть на твои соски. Почему бы тебе не раздеться?
Элиса сама удивилась тому, что задумалась, не принять ли его предложение. Манера Валенте говорить
— Нет, спасибо, — ответила она. — Какие у нас еще странности?
— Может, еще наши семьи, — сказал он и снова уселся. — У меня родители разведены. Мать даже хотела меня убить. Ну, то есть сделать аборт. В конце концов отец убедил ее меня родить, а дяди и тети занялись моим воспитанием: я приехал в Мадрид и прожил в этом доме много лет, пока не уехал в Оксфорд, хотя ты не думай, какое-то время я жил с каждым из моих предков. — Он оскалил зубы в широкой ухмылке. — Как оказалось, когда проблема с проживанием от них подальше была решена, папа с мамой обнаружили, что меня любят. Теперь можно сказать, что я им обоим хороший друг. А ты? Как живешь ты?
— Зачем тебе спрашивать, если ты и так все знаешь? — ответила она.
Валенте хрипло засмеялся в ответ.
— Кое-что знаю, — признал он. — Что ты дочь Хавьера Робледо, что твой отец погиб в автокатастрофе… То, что пишут о тебе в журналах.
Она предпочла сменить тему.
— Ты говорил о том, что надо что-то делать. Может, обратиться в полицию? У нас есть доказательства того, что за нами следят.
— Ты ничего не ловишь, правда, дорогуша? Это полицияза нами и следит. Не самая обычная полиция, даже не тайная полиция, а сами власти. То есть какие-товласти. В общем, большие шишки.
— Но почему? Что мы такого сделали?
Валенте снова издал противный смешок, который так раздражал ее.
— Среди всего прочего я узнал от отца, что для того, чтобы за тобой следили, не обязательно сделать что-нибудь плохое. Наоборот, чаще всего за тобой следят, потому что ты делаешь что-то чересчур хорошее.
— Но почему именно мы? Мы всего лишь студенты-выпускники…
— Наверняка тут все дело в Бланесе. — Валенте развернулся и что-то набрал на клавиатуре. На экране появились уравнения «теории секвойи». — Это как-то связано с ним или с его лекциями, но я понятия не имею, что именно это может быть… Может, какой-то проект, в котором он работает… Сначала я думал, что все дело в его теории, в каком-нибудь практическом ее применении или связанном с ней эксперименте, но понятно, что это тут ни при чем… — Он часто стучал по клавише указательным пальцем, и уравнения плыли по экрану. — Теория у него очень красивая, но совершенно бесполезная. — Он обернулся к Элисе. — Как некоторые девушки.
Она снова сдержала желание оскорбиться.
— Ты имеешь в виду проблему решаемости уравнений? — уточнила она.
— Конечно. Она упирается в непреодолимый тупик. Сумма тензоров на конце «прошлое» бесконечна. Я все просчитал, видишь?.. И поэтому, несмотря на твой хитроумный ответ о петлях сегодня утром (который мне тоже приходил в голову), изолировать струны как индивидуальные частицы невозможно… Это все равно что спрашивать, представляет ли собой море одну каплю или триллионы. С точки зрения физики, ответ всегда один: в зависимости от того, что мы понимаем под словом «капля». Без конкретного определения все равно, существуют струны или нет.
— Я это понимаю так, — сказала Элиса и склонилась, чтобы указать на одно из уравнений на экране: — Если считать, что переменная времени бесконечна, результаты выходят парадоксальные. Но если использовать ограниченную дельту t, какой бы большой она ни была, например, если взять период времени после Большого взрыва, то в уравнениях получаются конкретные результаты.
— Такой подход неприемлем в принципе, — сразу ответил Валенте. — Ты сама устанавливаешь искусственное ограничение. Это все равно что заменить в примере на сложение цифру, чтобы получился нужный результат. Это абсурд. Почему нужно использовать время начала вселенной, а не любое другое? Глупо…