Зигзаг
Шрифт:
За последние годы Гаррисон заметно постарел, но взгляд его глубоко посаженных глаз из-под почти не существующих бровей и эта улыбка на бритом лице (он давно перестал носить усы, которые были у него в момент первого знакомства) выражали всегдашнюю «холодность-вежливость-угрозу-доверие». Хотя под ней, пожалуй, просвечивало что-то еще. Что-то новое. Ненависть? Страх?
— Где мой друг? — заявила она, не испытывая особого желания докапываться до сути.
— Который? У вас их несколько, один лучше другого.
—
— А, он отвечает на пару вопросов. Когда мы закончим, вы сможете…
— Оставьте его в покое. Вам нужна я, Гаррисон. Отпустите его.
— Ах, профессор, профессор… Ваше нетерпение столь… Всему свое время… Чашечку кофе? Ничего другого не предлагаю, потому что вы, наверное, уже ужинали… Полпервого ночи — поздновато уже даже для вас, испанцев, не так ли? — И он обратился к стоявшему позади нее призраку: — Скажи, пожалуйста, чтобы принесли кофе.
Кофе ей хотелось, но она решила, что не примет от него ничего, даже если будет биться на полу в агонии от отравления, а он предложит ей противоядие. Когда лакей ушел, она решила попробовать разыграть взрыв нетерпения.
— Слушайте, Гаррисон! Если вы не отпустите Лоперу домой, обещаю, что устрою скандал… Еще какой скандал, обещаю: с журналистами, судами, с чем угодно… Я уже не такая послушная дура, как раньше.
— Вы никогда не были послушной дурой.
— Хватит глупостей. Я говорю серьезно.
— Да что вы? — Вдруг всю любезность Гаррисона как рукой смело. Он выпрямился на стуле и ткнул в нее длинным указательным пальцем. — Тогда я скажу вам, что можем сделать мы: мы можем завести на вас дело, на вас и на вашего друга Лоперу. Можем обвинить вас в разглашении секретных данных, а Лоперу в укрывательстве и пособничестве. Вы нарушили все юридические нормы, которые когда-то подписывали, так что нечего угрожать… Может, скажете, что тут смешного?
Элиса, смеясь, отвела волосы от лица.
— Звучит глас правосудия! Вы вторглись в наши дома и наши жизни, вы уже много лет шпионите за нами, когда хотите, похищаете и куда-то увозите… В данный момент вы вторглись в частную собственность: у вас в стране и у меня в стране это называется «нарушение неприкосновенности жилища»… И вы еще позволяете себе говорить о законе!..
Их прервала раскрывающаяся дверь, но, судя по выражению лица Гаррисона, кофе ему уже не хотелось, чему Элиса была рада. Чудесно. Лучше показывай когти и прибереги свою улыбку.
— Значит, так вы расцениваете все меры, направленные на обеспечение вашей безопасности? — ответил Гаррисон.
— Вы обеспечиваете мою безопасность так же, как обеспечили безопасность Серджио Марини?
Гаррисон отвел взгляд, точно не расслышал вопроса. Эта тактика была ей знакома: в арсенале лицемерия ее противника она была одним из самых примечательных средств. Повторять вопрос она не стала.
—
— Вы лжете.
— Ну у вас и нрав! — Гаррисон хмыкнул. — Испанский характер… Сколько вас знаю, вы не меняетесь. Очень сильная, очень страстная… и очень недоверчивая.
— Недоверию меня научили вы.
— Да ну, да ну…
Элиса замечала, что в Гаррисоне что-то не так: словно за улыбками и вежливыми словами рычит перепуганный опасный зверь, который с нетерпением ищет возможности вырваться и вонзить ей в шею мокрые от слюны зубы.
От этой неожиданной вероятности того, что Гаррисон находится еще в худшем душевном состоянии, чем она, ее паника только усилилась. Она поняла, что ей было спокойнее видеть в нем палача, чем жертву. Он говорит, что только что из Милана… Значит, он видел…
— Как погиб Марини? — спросила она, внимательно вглядываясь в его лицо. Он снова сделал неприятный финт: «простите, недослышал». Но на сей раз она повторила: — Я спрашиваю, как погиб Серджио Марини.
— Его… его избили. Скорее всего грабители, хотя мы ожидаем получения отчета…
— Вы видели тело?
— Да, конечно. Я же говорю, что его избили…
— Опишите его.
Когда Элиса заметила, что Гаррисон всячески пытается избежать ее взгляда, ей стало жутко.
— Госпожа Робледо, мы отклоняемся от…
— Опишите мне состояние тела Серджио Марини…
— Не перебивайте, — процедил Гаррисон.
— Вы лжете, — простонала она. И мысленно взмолилась: пусть Гаррисон возразит. Но Гаррисон завопил. Завопил удивительно, во весь голос. За какие-то доли секунды его полное спокойствие сменилось этим диким воплем.
— Молчать! — Он сразу овладел собой и улыбнулся. — Вы просто… с позволения сказать… до неприличияупрямы…
Теперь она нисколько не сомневалась: это снова произошло.
И Гаррисон теперь уже перестал быть угрозой, потому что его разум был подточен.Как и у нее, как у всех.
Сознание этого не то чтобы вызвало у нее ощущение беззащитности — она почувствовала себя полностью обессиленной.
Есть моменты, обладающие особой глубиной, провалы в потоке сознания, смятение силы духа, и Элиса внезапно скатилась в такую пропасть до самого дна. Ей стало плевать на Гаррисона, плевать на Виктора, плевать на собственную жизнь. Она погрузилась в вегетативное состояние, в котором слова Гаррисона доносились до нее так, как будто это был диктор скучной телепрограммы.