Зима 41-го
Шрифт:
— Быстро все из вагона, в рассыпную и залегли! — видя непонимание в глазах попутчиц, она добавила, — Бомбят нас!
Тут в себя пришла и сержант Таня, командовавшая зенитчицами:
— Быстро все из вагона!
Девушки, толкаясь, стали выскакивать. В голове состава послышались еще взрывы. Таня с Идой выталкивали девчонок, последними выскочили сами. Из других вагонов тоже выпрыгивали люди, разбегаясь подальше от состава. Вдруг, над ними промелькнула стремительная тень, и раздался стрекот пулемета. По насыпи хлестнули пули. Кто-то дико закричал. Рядом с Лидой девушка-зенитчица из их вагона вдруг жалобно заскулила и упала, с размаху уткнувшись лицом в слежавшийся наст. Лида подскочила к ней и за шиворот телогрейки стала оттаскивать от вагонов. С другой стороны подскочила Ида и помогла ей. Отбежав, они, тяжело дыша, упали в снег.
— А ты молодец, подруга, не растерялась! — в голосе обычно холодной и молчаливой Иды послышалось теплое участие.
— Растерялась, к этому невозможно привыкнуть, — Лида судорожно втянула в себя воздух, руки у нее тряслись.
— Была уже под бомбежкой?
— Была. Когда город бомбили. Мы с Петей у драмтеатра как раз были.
— Ясно. Ничего привыкнешь. Пойдем, посмотрим, может, кому помощь нужна.
Они пошли вдоль состава, вглядываясь в лежащих людей. Раненых и убитых больше не нашли, повезло. Может где-то впереди и были такие, но девушки от своего вагона далеко отходить не стали. Народ потихоньку приходил в себя, поднимаясь из снега и отряхиваясь. Разбежавшиеся, стали подтягиваться к вагонам. Сержант Таня с еще тремя девчонками, уже подтащили убитую к насыпи, уложив ее у распахнутых створок их теплушки. Все молчаливо столпились вокруг тела. Лида пыталась и никак не могла вспомнить, как звали погибшую. Вера, Варя? А ведь только утром они вместе сидели у печки и пили жиденький, чуть подкрашенный чай.
— Не повезло Варьке, — раздался голос Тани, — не доехала. А так мечтала на Москву посмотреть, на Кремль, — сержант всхлипнула. У Лиды на глаза тоже навернулись слезы. Зачем?! За что?! Кому нужна эта проклятая война?! Понятно, что Гитлеру! Но зачем? Зачем прилетел сюда этот неизвестный немец и убил Варю? Что она ему сделала? Жила, училась, любила, мечтала Москву посмотреть, Кремль. А тут прилетел этот гад и убил ее! Ненависть темной волной стала подниматься из глубины души, злые слезы полились еще сильнее. К Лиде кто-то подошел сзади и обнял ее, крепко обхватив руками. Она оглянулась. Ида. Весельская стояла, крепко стиснув зубы, и сухими, ледяными глазами смотрела на Варю, как будто стараясь запомнить ее на всю жизнь.
К их группе подошли командиры. Майор — начальник поезда, незнакомый капитан и Губин. Губы у лейтенанта тряслись, из ссадины на лбу сочилась кровь:
— Все живы, все на месте? — неприятным с повизгиванием голосом спросил он у Иды.
— Живы, на месте, товарищ лейтенант. Вам бы голову перевязать, бинт есть?
— Да? — Губин провел ладонью по ссадине и непонимающе уставился на испачканную кровью руку, — наверное, есть, сейчас спрошу.
— Стойте уже здесь, сама спрошу, — Ида пошла в сторону оказывающих кому-то помощь санитаров, а Губин часто-часто закивал головой ей вслед, соглашаясь, что будет стоять здесь и ждать ее. Лиде стало неприятно смотреть на этого испуганного человека и она залезла в вагон. Их теплушка не пострадала, только от резкого торможения состава на пол посыпались вещи и с печки свалился котелок с кипятком. Девушка, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей стала наводить порядок. Через некоторое время к ней молчаливо присоединились девчонки-зенитчицы. Закончив с уборкой, Лида выглянула из вагона. Тело Вари уже куда-то унесли. Народ толпился у своих вагонов, обсуждая произошедшее, из соседней теплушки слышался смех. Надо же, буквально час назад их могли убить, а вот уже кто-то смеется, шутит. А Варя этого уже никогда не услышит, не засмеется чьим-то шуткам, не пошутит в ответ сама. Проклятая война!
Поезд простоял еще часа три и, наконец, тронулся. Больше в дороге с ними ничего не произошло. И вот в приоткрытых сворках вагона показались пригороды Москвы. Позади осталось долгое, выматывающее четырехсуточное путешествие. Состав загнали в отстойник на запасных путях. Тут же появился Губин. Девушки тепло попрощались со своими попутчицами. Лейтенант нетерпеливо переминался, подгоняя их. Построив девушек, он провел перекличку и приказал не в ногу следовать за ним, гордо зашагав впереди. Наверное, самому себе с перебинтованной
Шли долго, лейтенант несколько раз останавливался и спрашивал дорогу у военных патрулей, показывая какие-то бумаги. Наконец, они прибыли на место. Лейтенант, передав их молчаливому капитану и оставив ему сопроводительные документы, не попрощавшись, ушел. Разместили их в какой-то воинской части, выделив отдельное помещение и поставив у входа караул, видимо во избежание чрезвычайных происшествий с личным составом, состоящем из мужчин. Из помещения их не выпускали, только на обед и на ужин, в сопровождении угрюмого, недовольного старшины.
Утром на следующий день прибыло еще двенадцать девушек. Не успели они толком познакомиться и поговорить, как зашел вчерашний капитан и приказал собираться, дав на сборы сорок минут. Через отведенное время, их погрузили в автобус и куда-то повезли. Девушки приникли к покрытым изморозью окошкам, пытаясь рассмотреть Москву. Никто из них в столице до этого не бывал. Правда, ничего интересного к всеобщему разочарованию увидеть не удалось, а так хотелось посмотреть на Кремль! Автобус выехал из города и, подпрыгивая на ухабах, пополз по разбитой дороге. В салоне было холодно, и Лида поплотнее закутавшись в шинель незаметно уснула. Проснулась от толчка затормозившего автобуса и гомона в салоне. Прибыли. Стояли они в каком-то поселке, недалеко располагался барак с надписью над крыльцом «Клуб». Капитан приказал выгружаться и первым вышел на улицу. Лида подхватила свой отощавший за время, проведенное в пути, сидор. Выйдя на улицу, зябко поежилась и стала подпрыгивать, пытаясь согреться. Вдруг девчонки весело загомонили. Лида обернулась, чтобы рассмотреть, что их так взбудоражило. На крыльце барака с удивленными лицами стояло четверо военных, к которым быстрым шагом приближался их капитан. Сердце девушки екнуло, в одном из командиров она узнала своего Петечку.
Сашка стоял и не верил своим глазам. Нет, ну товарищ Сталин точно над ним издевается! Вот же гад усатый! Только в школе Волкова успокоилась, ему еще толпу баб подкинули. И как их учить? Стало понятно, о чем так раздраженно говорил по телефону майор Максимов. Конечно, тут и не так ругаться будешь.
— Петь, ну что молчишь-то? — он толкнул локтем в бок Никифорова. Петр стоял, как вкопанный с ошарашенным видом. — Пееть? Никифоров повернулся и посмотрел на Сашку диким взглядом — Петь, ты чего?
— Там Лида!
— Какая Лида? — непонимающе уставился на друга Сашка.
— Моя Лида!
Сашка повернулся, вглядываясь в прибывших.
— Которая? — и понял, что ответ ему не нужен. Среди расслабленно, с любопытством оглядывающихся девушек, только одна стояла, так же как и Никифоров, столбом и изумленно смотрела на Петра. — Ну, а что стоишь? Подойди хоть!
— Нельзя, потом подойду — Петр кивнул на приближающегося капитана. Тот, поприветствовав Максимова, доложил о прибытии и передал майору сопроводительные документы. Командиры обменялись рукопожатиями и направились в сторону автобуса. Друзья и старшина пошли следом за ними. Кто-то из девушек задорно протянул:
— Ой, какие мальчики симпатичненькие.
Сашка покраснел. А Лида, услышав произнесенную фразу, напряглась еще больше и стала высматривать, кто это сказал.
Капитан вышел немного и вперед и скомандовал:
— В две шеренги стройся!
Девушки, толкаясь и галдя, кое-как построились. Максимов с капитаном поморщились, Никифоров тоже не выглядел довольным, а стоящий метрах в двух позади них старшина тихонько выматерился себе под нос. Но Сашка его услышал. Парню захотелось развернуться и убежать отсюда куда-нибудь подальше. Будущее вырисовывалось в очень неприглядном свете, все оказалось даже хуже, чем он предполагал изначально. Все-таки он рассчитывал, что им пришлют парней, но такой подлянки от Иосифа Виссарионовича никак не ожидал, а то, что без Сталина тут не обошлось к гадалке не ходи. Максимов хмурым взглядом оглядел неровный строй. Зрелище было удручающее. Одетые как попало, кто в шинели не по размеру, кто в ватники, в растоптанных сапогах и видавших виды ботинках, только из-под глубоко натянутых на уши шапок, поблескивали девичьи глаза. Майор покачал головой и громко произнес: