Зима, как повод
Шрифт:
Он – невидим тупым обывателям,
Как невидим им собственный стыд.
Это тоже скажу, обязательно;
За евреев – судьба отомстит.
Я брожу по чернеющим улицам,
По остаткам сгоревших домов.
Мне убитые издали хмурятся,
Каждый крикнуть мне что – то готов,
Каждый лагерь – страна безысходности:
Белоруссия, Польша, Литва.
Вот раввин обезглавленный сгорбился.
Только
Кто ответит – в чём смысл страдания?
Для чего нас Господь в мир послал?
Впереди – возвышается здание,
Старых окон беззубый оскал.
Я вхожу в синагогу волынскую,
Вижу трупы убитых детей.
Стены дышат предсмертными лицами,
Становясь как бы с ними ровней.
Каждый дом – в положеньи родителей,
Потерявших надежду на свет.
Их потомки – его не увидели:
Крематорием лагерь согрет.
Вот таблички: на них нарисованы
Те, кто должен быть роком убит.
Имена и фамилии – новые,
Каждый новый – по крови семит.
Узнаю я Иосифа Бродского,
А вот здесь – Аронзон, Меламед.
Журналисты, актёры, философы.
Хорошо, что минувшего – нет,
Нет во мне отрицанья и скеписа,
Есть лишь боль и живучая грусть.
Я брожу по пустому Освенциму,
За безвинно погибших молюсь.
#Савелий_Кострикин
#Сиониды
Петля времени
Табуретка, с которой читали стихи,
Распадается.
Сон взял свое,
И, быть может,
эти дни перед смертью
Не так уж плохи.
Будем же осторожны.
Теперь же – о сложном:
Белый лист не считается тенью певца,
До тех пор, пока истина ходит по кругу
В комнате. Мы ловим жизнь на живца,
Словно давнюю, милую, в общем – подругу
Или друга (в зависимости от пола),
То есть, собственно говоря – чертим углы эпох,
Превращая пространство новых
Идей в мир, где не умер Бог,
А меж тем распадается на атомы наш целковый,
Средь этой массы липких от тьмы дорог.
Среди тысяч планет не находится то,
Что искали.
Взаправду или всерьез,
Верим мы – что идет
к нам какой – то убогий странник,
Из мира грез,
Но пространной
Кажется жизнь.
А меж тем, из-под наших ног
Табуретка уходит
– ибо сон взял свое
И, быть может, нам поможет
Наш вечный, распятый на веки Бог.
#Савелий_Кострикин
#Порыв_Души
Для
Для чего поэты нам нужны?
Для того, наверно, чтобы лжи
Становилось меньше у всех нас,
Хоть запал смертельный не угас
Быть коварным. Ведь, как правда, лжец
На планете нашей – не жилец,
Но, увы, ложь слишком глубока:
С одного движенья кулака
Не добиться. То есть – ничего.
Мы лжеца меняем одного
На другого. А вот Бродский был,
Как Архангел Божий Михаил,
Евтушенко – как Илья Пророк.
Он стихами Родине помог.
Аронзон – апостолом Петром,
Чьи слова ложились серебром
На проблемы и изъяны Душ.
Ты попробуй это все разрушь!
Нет. Не выйдет. Будет правда жить,
Разорвав губительную нить
Средостений заскорузлой лжи.
Пусть она, проклятая, лежит.
Мы ее не тронем. Правда есть.
А тогда – зачем скупая лесть?
Для чего, по сути, нам она?
В мире правды больше не нужна.
А куда податься ей еще?
Этот мир, признаться – обречен,
Если он не справится с грехом,
Что готов разрушить общий дом.
Вот об этом я пишу стихи,
Хоть они, наверное, тихи.
Но они однажды прогремят,
Как угроза или русский мат,
Оглушив сознание людей.
В мире мыслей, строчек и идей,
Для того поэты нам нужны
Чтобы той, ну как ее там? лжи
Становилось меньше у всех нас.
Надо это помнить каждый час.
#Савелий_Кострикин
#Порыв_Души
Рифма пепельного цвета
Разливается лавой строка,
Застывая в неведомой форме:
Словно шерсть постмодерна, легка,
Ведь ее – ничего не испортит.
Под толстенною кожей из букв
Все пульсирует гулкое сердце,
Разрывая сосудистый звук,
Не пытаясь при этом согреться
Проживанием избранных дней
На начальном этапе, в могиле
Для поэтов, что смерти – лютей,
Хоть о ней мы давно позабыли.
Поднимается строчечный пласт
От давления памяти снизу.
Свет молитв – до сих пор не угас,
Ведь от нас в постоянстве зависит
Тех расплавленных в Боге минут,