Зима на разломе

Динец Владимир

Директор мне очень обрадовался и с гордостью показал новые террариумы для змей, накрытые сверху ярко-малиновыми двускатными крышами.

Я очень удивился, поскольку знал, что он образованный человек с хорошим вкусом, но директор пояснил:

— Конечно, я понимаю, что выглядит ужасно, но посетителям очень нравится. Мы, израильтяне, любим яркие цвета.

— Ну, допустим, — поморщился я, — но ведь теперь змей не видно! Они все сидят под крышами, поближе к лампам. Почему нельзя было сделать крышки ящиков плоскими?

— Ты не понимаешь. Плоские крыши —

это арабский стиль, арабский менталитет. Наш, израильский менталитет предполагает двускатные крыши.

Может быть, израильтяне отчасти правы, когда не берут на работу «русских», подумал я. Все-таки понять людей другой культуры и вправду непросто. Во всяком случае, я тут многого не понимаю.

Новый автовокзал Тель-Авива — настоящий Миносский Лабиринт, даже местные жители нередко блуждают в нем по два-три часа. Только большой опыт путешественника помог мне довольно быстро найти свою платформу. Купив напоследок мороженого, я забрался на верхнюю палубу двухэтажного автобуса, занял переднее сиденье и покатил обратно в пустыню, чувствуя, что возвращаюсь домой. «Не забыть сказать Бене, если будет на автовокзале, пусть зайдет на первый этаж — там в зимнем саду такой классный древовидный папоротник» — подумал я, засыпая с палочкой от мороженого в руке. Ничто так не выматывает, как битвы с бюрократией.

Когда я проснулся, за окном мелькнул бетонный куб придорожной тюрьмы — значит, Беер-Шеву давно проехали. Вдоль дороги тянулись щебнистые равнины и голые холмы — в эту часть Негева весна еще не добралась. Только у подножия горы, на которой виднелись колонны Авдата, древнего города набатеев, зеленело пятно травы — древняя система сбора дождевой воды все еще работала, хотя почти разрушена.

В Рамоне я сошел с автобуса, поскольку собирался заглянуть на местную биостанцию — центр по изучению грызунов. Его директор как-то подвозил меня из Эйлата в Хай-Бар и пригласил в гости.

Биостанция оказалась настоящим русским заповедником. Кроме директора, все шесть сотрудников и сотрудниц приехали из Совка. Не удивительно, что их рабочий день состоял из перекуров и чаепитий, хотя изучение грызунов все же шло достаточно неплохо. Как раз перед моим приездом ребята поймали под Ниццаной новый для Израиля вид гербиля (мелкой песчанки) — колонии этих зверьков с украшенными кисточкой хвостами разбросаны в Негеве повсюду, где есть хоть какая-нибудь растительность.

Наконец я добрался до Эйлата и позвонил Джин-Тонику.

— Вовка! — закричал он. — Как удачно, что ты приехал! Для тебя есть классная работа!

— И сколько там платят?

Он назвал цифру.

— Не может быть! — это было больше, чем средняя зарплата по стране — недостижимая мечта для иммигранта.

— Может-может. Там рабочий день четырнадцать часов. Русских, конечно, не берут, но я прикинулся американцем и сказал, что рекомендую им моего друга из Англии. У них начальник отдела кадров англичанин из Лондона, он сразу клюнул. Завтра у тебя с ним собеседование.

— Но у меня же в удостоверении личности написано, что я родился в Москве.

— Скажешь, что родился

в Москве, а жил в Англии.

— Подожди. Как же я закошу под англичанина, если в жизни не был в Англии, а вешать лапшу на уши придется настоящему лондонцу?

— Ничего, у тебя язык хорошо подвешен. За такие деньги придется сыграть роль как следует.

— А акцент? Я же не так говорю по-английски, как ты!

— По документам ты уже год в Израиле, а русский акцент похож на ивритский. Все, хватит ныть, лучше подумай, что ты будешь о себе рассказывать. Жду тебя в десять утра у «Принцессы». — И он положил трубку.

Я пошел на пляж, растянулся на горячем песке и задумался. На такой работе сумму, необходимую для поездки в Индию, я скоплю за месяц. Да и пора уже: скоро там начнутся муссонные дожди. Значит, надо побыстрее оформлять паспорт, потому что вот-вот придется уезжать.

Теплая волна ласково лизнула мне пятки. Прогулочные яхты, урча моторами, возвращались к пирсу. Горы слева понемногу заливались алой краской, а справа ползла на город густая синяя тень. В безоблачном небе проплыл к северу гусиный клин.

Я представил себе, каково сейчас в Москве. Если в Израиле зима теплая, значит, там наверняка холодная. Февраль — ледяные улицы, слякоть, позеленевшие без солнца рожи, чернуха в газетах… Но скоро и там начнется весна. И вообще, Россия — прекрасная страна, только народ сволочной, природа скучная и климат отвратительный.

Отправив открытку Ирочке, я пошел в избушку Центра Кольцевания, помог Реувену обработать вечерний улов (занятно было смотреть, как с каждой неделей одни виды мигрантов сменяются другими), а когда он уехал, лег на лавку и проспал до утра, рассчитывая, что «легенду» для отдела кадров придумаю в последний момент. Когда некуда деваться, всегда начинаю лучше соображать.

Все, кончаются знойные блядки, Сладкий кайф на горячем пляжу.

Из субтропиков путь без оглядки В полуночные страны держу.

И влечет меня к дому надежда, Что забыть обо мне не должны, Что все так же застенчива нежность В ласках северной нашей весны.

Что не вся моя жизнь — дорога, Что вернусь я в начало пути, Что меня не прогонят с порога А, быть может, предложат войти.

12. Официант

Люди холопского звания — Сущие псы иногда…

А.Н. Некрасов

Десятиэтажное здание гостиницы «Принцесса» торчало на берегу моря в семи километрах южнее Эйлата, прямо у КПП на египетской границе. По ту сторону КПП виднелась точная копия отеля — старая «Принцесса». Раньше граница с Египтом проходила на три километра южнее, за местечком Таба. Потом Египет через Международный суд в Гааге отсудил Табу со всей инфраструктурой, созданной израильтянами среди пустыни. Мистер Прикс, владелец отеля, бросил его и построил новый, а старым теперь командуют египтяне. Он отличается от нового только вдвое меньшей ценой, но народу там мало — реклама не так поставлена.