Зима тревоги нашей
Шрифт:
– С добрым утром, мистер Марулло. Хотя сейчас уже день.
– Здравствуй, мальчуган! Ты поспешил закрыться.
– Весь город закрылся. Я думал, вы слушаете мессу.
– Нет сегодня мессы. Единственный день в году, когда мессы не бывает.
– Вот как? Не знал. Чем могу служить?
Короткие толстые руки вытянулись вперед и несколько раз подряд согнулись в локтях.
– Болят, мальчуган. Артрит… Все хуже и хуже.
– Ничего не помогает?
– Все перепробовал – грелки, акулий жир, пилюли… болит и болит. Тихо, спокойно, дверь
– Случилось что-нибудь?
– Случилось? Что случилось?
– Ладно, подождите минуту. Я схожу в банк. Отнесу сандвичи мистеру Морфи.
– Правильно, мальчуган. Сервис – хорошее дело. Умница.
Итен вышел через кладовую в переулок и постучал в боковую дверь банка. Джой принял от него молоко и сандвичи.
– Спасибо. Напрасно беспокоились. Я бы сам.
– Это сервис. Так Марулло сказал.
– Поставьте на холод две бутылки кока-колы, идет? У меня от цифр во рту пересохло.
Вернувшись, Итен застал Марулло склонившимся над мусорным баком.
– Где вам угодно говорить со мной, мистер Марулло?
– Начнем здесь, мальчуган. – Он вытащил из мусорного бака листья цветной капусты. – Слишком много срезаешь.
– Так аккуратнее.
– Цветная капуста продается на вес. Швыряешь деньги в мусорный ящик. Я знаю одного умного грека у него, может, двадцать ресторанов. Так вот, он говорит: «Весь секрет в том, чтобы почаще заглядывать в мусорный ящик. Что выброшено, то не продано». Умный грек, хитрый.
– Да, мистер Марулло. – Еле сдерживая нетерпение, Итен вошел в лавку. Марулло следовал за ним по пятам, сгибая и разгибая руки в локтях.
– Овощи спрыскиваешь, как я велел?
– Спрыскиваю.
Хозяин взял с прилавка пучок сельдерея.
– Суховат.
– Слушайте, Марулло! Какого черта? Замачивать их, что ли? И без того на треть воды.
– Если спрыскивать, они не вялые, а свеженькие. Думаешь, я ничего не знаю? Я с тележки начал – с одной тележки. И все знаю. Учись ловчить, мальчуган, не то прогоришь. Теперь мясо – слишком дорого платишь оптовикам.
– Мы же рекламируем, что говядина у нас высший сорт «А».
– А, Б, В – поди разбери. На ценнике написано, и дело с концом. А вот теперь о самом важном. Должники нас душат. Кто не уплатит к пятнадцатому – кредит закроешь.
– Нет, так нельзя. Ведь некоторые лет по двадцать сюда ходят.
– Слушай, мальчуган. Магазины Вулворта самому Джону Д. Рокфеллеру не отпустят в долг даже на пять центов.
– Да, но это надежные люди, почти все надежные.
– Что значит «надежные»? Если не уплатили, значит, деньги не пущены в оборот. Вулворт закупает целыми грузовиками. А мы так не можем. Надо учиться, мальчуган. Верно, хорошие люди. Но деньги тоже хорошая вещь. В баке слишком много обрезков.
– Это сало и кожа.
– Если сначала отвесить, а потом счистить, тогда можно. О себе не мешает подумать. Сам о себе не подумаешь – кто будет о тебе думать? Учиться надо, мальчуган. –
Злоба всколыхнулась в Итене так внезапно, что он сам себе удивился.
– Я не мошенник, Марулло.
– А где тут мошенники? Это правильная торговля, а если торговать, так только правильно, не то прогоришь. Ты что думаешь, мистер Бейкер, когда платит по чекам, что-нибудь в придачу дает?
Итена взорвало, как перегретый котел.
– Теперь слушайте, что я вам скажу! – крикнул он. – Хоули живут здесь с середины восемнадцатого века. Вы иностранец. Для вас это пустой звук. Мы всегда ладили с соседями, всегда были порядочными людьми. Вы прилезли сюда из Сицилии и воображаете, что вам удастся повернуть здесь все на свой лад? Нет, ошибаетесь! Прикажете освободить место? Пожалуйста! Хоть сейчас, хоть сию минуту. И не смейте называть меня мальчуганом, не то получите по физиономии.
Теперь у Марулло засверкали все зубы.
– Ну, будет, будет. Вот взбесился. Я же добра тебе хочу.
– Не смейте называть меня мальчуганом. Наша семья живет здесь двести лет. – Эти слова ему самому показались ребячливыми, и его злость мгновенно выдохлась.
– Я не очень правильно говорю по-английски. Ты думаешь, Марулло просто итальяшка, макаронщик, шарманщик. Мои genitori [ 3 ], мое имя, может быть, насчитывает две тысячи, три тысячи лет. Мы, Марулло, родом из Рима, о нас сказано у Валериуса Максимуса. Двести лет? Подумаешь!
3
Предки (итал.)
– Вы нездешний.
– Двести лет назад твои тоже были нездешние.
И вдруг Итен, окончательно остыв, увидел нечто такое, что может заставить человека усомниться в постоянстве данностей внешнего мира. Он увидел, как иммигрант, итальяшка, разносчик фруктов вдруг преобразился точно по волшебству; увидел купол его лба, сухой крючковатый нос, свирепые и бесстрашные глаза в глубоких глазницах, голову, покоящуюся на мускулистой колонне шеи, увидел в нем гордость, такую глубинную и непоколебимую, что ей ничего не стоило играть в смирение. Это было поистине открытие – из тех, что сражают человека и будят в нем мысль: если я вижу это впервые, то сколько же всего прошло в жизни мимо меня!
– Бросьте вы эти разговоры, – тихо сказал он.
– Правильная торговля. Я учу тебя торговать. Мне шестьдесят восемь лет. Жена умерла. Артрит! Очень больно. Хочу научить тебя, как торгуют. Может, ты не научишься? Многие так и не могут научиться. И терпят крах.
– Незачем тыкать мне в нос моим собственным крахом.
– Нет. Ты не понял. Я хочу научить тебя, как правильно торговать, чтобы краха больше не было.
– И вряд ли будет. Своей торговли у меня нет.
– Ты еще мальчуган.