Зимние волки полуночи
Шрифт:
— Извини, что вот так расплакалась. Я не хотела.
— Не думаю, что нервный срыв был бы лучше, — резонно заметил Олес, протягивая мне платок. Я поблагодарила его кивком. — Ты идешь завтра на торжественное мероприятие?
— Нет.
— Тебе даже не интересно, что там будет? — зря стараешься, Олес, сейчас тебе вряд ли чем-то удастся меня отвлечь от тяжелых мыслей.
— Нет, — я покачала головой, машинально сминая в пальцах тонкую ткань платка. В голове невольно всплыли строчки из «Саги», как раз посвященные какому-то торжеству.
— И все-таки ты на него пойдешь, — утвердительно и с легким нажимом сказал Олес, не оставлявший
— Ты же прекрасно понимаешь, что мне сейчас не до мероприятий. Мне это не интересно…
— Всегда было интересно, стало быть, и на этот раз переживешь. Лита, — он в упор посмотрел на меня, и я ощутила себя маленькой девочкой, которую отчитывает взрослый дядя. — Хорошо, тебе это не интересно, но твои друзья будут рады, если ты придешь. Сделай что-нибудь для них.
— Ты знаешь, — я сорвала травинку, задумчиво покрутив ее в пальцах, — а может быть, ты и прав. Прошлое — это, конечно, хорошо, но нельзя жить только им, к тому же таким мимолетным. А любовь… да не было ее, мне просто показалось. Я захотела, чтобы так было, и создала мечту, поверив в нее сама, а теперь плачу над своими же грезами. Не было ничего! Не было…
Резко поднявшись, я подхватила сумку и зашагала прочь от озера, оставив Олеса в одиночестве, но прекрасно зная, что он не обидится. Он всегда понимал меня в такие минуты.
Торжественное мероприятие оказалось праздником осени — ну как же, первое сентября, нужно отметить. Красивый праздник, которому поклонялись древние, видя в осени смену не только времени года, но и жизни, сейчас превратился только в лишний повод еще раз собраться и выпить, чем не пренебрегали ни ученики, ни педагоги. Впрочем, может, я и не права. Во всяком случае, устроено все было торжественно и без столь не любимой мной официальности с ее вымученными улыбками, вежливыми благодарениями и пафосными речами.
Университетский двор был полон народа, не преминули явиться все студенты и профессора, да и день выдался хороший — яркий, теплый, наполненный солнечными лучами, столь похожими на шуршащие под ногами опавшие листья. Я улыбалась друзьям, шутила, веселилась, но в каждой улыбке и каждом сказанном слове присутствовала горечь, которую чувствовала только я. Я разговаривала, лишь бы поддержать разговор, а улыбалась лишь для того, чтобы не портить другим настроение. Конечно, любимый праздник студентов… и когда-то мой. Каждый год на праздник осени мы собирались шумной компанией, и после торжественно-официальной части шли гулять, практически до рассвета бродя по городу или играя в различные, порой немного экстремальные игры. Так будет и сегодня, но только мне это будет неинтересно. Мы пойдем гулять и прыгать через костры, купаться в ледяной воде и смеяться, глядя в ночное небо… точнее, они будут. А я буду грустить, вспоминая те два дня, которые мы с тобой посвятили прогулкам.
Я повернулась к друзьям, смеющимся и радостным, мимоходом мазнула взглядом по резным университетским воротам, около которых застыл человек, внимательно разглядывающий лучащуюся весельем толпу, мельком поймала взгляд отца, традиционно присутствующего
Обруч, черная рубашка, глаза — темные, сине-зеленые, как море во время шторма… как? Почему? Что он здесь делает? Как смог вернуться?
— Все хорошо? — тихо поинтересовалась Веда, и я не ответила, только неопределенно качнула головой. Человек смотрел на меня, словно ожидая реакции, а я не знала — реально все это или мне только чудится. Я ущипнула себя за руку, боясь проснуться, и ощутила резкую боль. И чужие мысли в голове.
Не надейся, не проснешься.
Я повела плечом, не двигаясь пока с места. А вдруг неправда?
Это ты?
Смахнул со лба прядку. Облокотился о боковую часть ворот, чуть согнув одну ногу.
Нет, — совершенно серьезно, без тени насмешки. — Не я. Призрак моего двоюродного дедушки пятого племянника третьей сестры второго брата по материнской линии отца.
Кажется, друзья уже примерно с полминуты пытались меня растормошить, во всяком случае, через какую-то глухую пелену я слышала их голоса и вопросы. Нет, не слышала. Я стояла, и смотрела в смеющиеся, чуть прищуренные морские глаза, с утонувшей в них золотистой искрой, и чувствовала, что тону в них. Чувствовала, что хочу растянуть этот миг на тысячелетия, что мне не важно, как он вернулся, и что я хочу стоять вот так всю свою жизнь.
Но я вдруг сорвалась с места, оставив друзей удивленно стоять, лишь потрясенно взирая мне вслед. Еще бы, я ведь им ничего не рассказала…
Роллон заключил меня в объятия, лицо озарила яркая и ослепительная улыбка, а затем он радостно засмеялся и закружил меня в объятиях, зарываясь носом в волосы и целуя. Я сомкнула свои руки у него на шее, и улыбнулась в ответ.
— Мерзавец, как ты смог вернуться?
— Это неважно, — прошептал он, не переставая кружить. Мир смазывался в одну яркую линию из опавших листьев, тонул в золотистом солнечном мареве, наполнялся новыми красками и образами, казалось, утерянными вместе с оседающими в море воротами… я видела лица друзей — удивленные, ошарашенные, ничего не понимающие, лицо отца, находящегося уже на грани инфаркта, но тоже почему-то улыбающегося. Он улыбался мне, но я ведь знаю, что он не терпит Роллона за то, что он — хозяин нежити, за то, что она подчиняется ему… а вообще, это неважно. Важно то, что он здесь и сейчас, и то, что он не уйдет. Стоп.
— Ты надолго? — спросила я, чуть отстранившись и чувствуя, что у меня немного кружится голова. Как-то странно мы встретились, и как-то странно себя ведем. Я ведь скучала, очень, но почему же я тогда не бросаюсь на него с мокрыми от слез поцелуями, как должна, судя по женским романам, которых я никогда не читала? Но это не важно… мы обо всем поговорим и все выясним позже. Потом, когда нагуляемся, когда наконец насладимся обществом друг друга, переругаемся и перемиримся. Только тогда.
— Навсегда, — усмехнулся он. — Ты не рада?