Зимний излом. Том 2. Яд минувшего Ч.2
Шрифт:
– Ларак! – крикнул Чарльз, подходя вплотную к графу. – Вы меня видите?!
Ответ был очевиден. На всякий случай Чарльз поднес руку к шандалу – его не только не видели и не слышали, он не отбрасывал тени и не обжигался! И вообще как, уснув в «Четырех кабанах», он очутился в Надоре?! Никак! Значит, он там и не очутился, а Эйвон ему снится. Ничего удивительного, ведь завтра к вечеру предстоит взять замок под охрану, и лучше иметь дело не с вдовой Эгмонта, а с Лараком. Совершенно успокоившись, Чарльз еще раз оглядел комнату. Будет смешно, если кабинет графа и в самом деле окажется таким – с вытертыми медвежьими
Граф Эйвон зашевелился, поцеловал то, что разглядывал, сунул его за пазуху, откинулся на спинку кресла и замер, выставив седоватую бородку. Какой скучный сон! Любопытно, вспомнится утром хоть что-нибудь? Чарльз ущипнул себя за потерявшую тень руку, надеясь проснуться. Не помогло, разве что огоньки свечей испуганно заметались, а Ларак вздрогнул и вскочил. Граф к чему-то прислушивался, а пламя продолжало бестолково метаться. Потом сверху что-то свалилось, угол гобелена с медвежьей охотой нелепо загнулся наружу, открыв украшенную пятнами стену. Все, что висело, задрожало и принялось раскачиваться, а допотопные стулья с резными спинками ожили и сами по себе сдвинулись к середине комнаты.
Граф Ларак схватил свечу и выбежал вон. Чарльз за какими-то кошками бросился следом. Капитан прекрасно понимал, что спит и видит сон, но оставаться наедине со свихнувшимися стульями и собравшимся упасть гобеленом не хотелось.
Догнать Ларака оказалось несложно. Граф, перескакивая через две ступени, мчался куда-то наверх, а вокруг в полной тишине сыпалась всякая дрянь. Дурацкий сон был хоть и цветным, но беззвучным. Происходи все на самом деле, вокруг стоял бы треск и грохот, но доспехи, охотничьи трофеи, какие-то шесты валились бесшумно и медленно, словно тонули в прозрачном, тягучем вареве. И еще отчего-то было светло, словно над разбитой лестницей подвесили полную луну.
Под ноги осенним листом лег тяжеленный ржавый щит, и Чарльз со всей силы ударил по железяке босой ногой, не почувствовав ни боли, ни холода. Этого и следовало ожидать, ведь он лежит в «Четырех кабанах» и видит какую-то чушь про землетрясение и Эйвона… А может, заорать? Здесь его не слышат, но это не значит, что Бэзил Хейл оглох. Если полковник обольет орущего соседа водой, сосед скажет спасибо, только бы прекратился этот кошмар с рушащимися галереями и дохлым желтым светом.
– Бэзил! – заорал Чарльз, невольно уворачиваясь от наплывавшего на него куска перил. – Бэзил! Разбудите меня!!!
Обломок неспешно поравнялся с лицом капитана, древесина была темной от старости. Чарльз ругнулся, деревяшка, способная убить быка, медленно проплыла сквозь него.
Лестница кончилась, граф Ларак, задыхаясь, побежал замусоренной анфиладой, навстречу выскочила женщина в одной сорочке. Она что-то волокла и, наверное, кричала. Чарльз ее не слышал, а Ларак, похоже, не видел. Граф проскочил узким коридором, чудом увернулся от позеленевшего светильника, миновал какую-то комнату и забарабанил в закрытую дверь. Бедняга качался, как пьяный, или это качался пол?
Подняв столб пыли, рухнул карниз, следом отвалился ставень, и в трясущийся замок забралась луна, которой на небе быть ну никак не могло. Ларак бросил стучать, разбежался и, выставив плечо, рванулся вперед – решил высадить дверь. Та подалась сразу же, ее никто не
Это была спальня, судя по разбросанным платьям, женская. Ларак заметался, потом поднял зеленое платье, на мгновение прижался к нему лицом и бережно положил на пустую кровать…
Со стороны обрыва слышался грохот от валившихся вниз камней. Обычных камней, не ползавших чужими тропами, а, как и положено от века, честно падавших вниз. Земля гудела и дрожала, обвал следовал за обвалом, но это было лучше жуткой процессии. Если б только погасла проклятая звезда и поднимавшиеся к ней луны! Луиза задрала голову, с ненавистью разглядывая переливчатый бледный круг, на котором висели четыре светила, казалось, выпившие из окружающего мира все краски. Яркий холодный свет превращал настоящее в бесплотные тени, а тени наделял угольно-черной плотью. Тени… Только они и были настоящими в эту ночь.
Женщина мягко отстранила прильнувшую к ней дочь.
– Я сейчас приду.
Селина кивнула, не отрывая взгляда от развалин, в которых исчезла Зоя. Она еще надеялась. Вопреки желтой звезде и здравому смыслу. Луиза поднялась и подошла к краю того, что Зоя называла тенью. Ничего не случилось – каменные черепахи прошли, и залитая лунным светом тропа была пуста.
– Мама, – окликнула дочь, – не уходи!
– Я здесь, – отозвалась Луиза, вслушиваясь в доносившийся снизу грохот, земля продолжала корчиться, но устоять на ногах было можно. – Я только гляну на замок и вернусь.
Она сама не знала, что ожидала увидеть, но не увидела ничего. Ненавистный свет погас, луны исчезли, и мир заволокла чернота, сквозь которую смутно белел снег. Гул стал тяжелее и ниже, капитанша опустила голову, явственно ощущая, как в глубине горы что-то медленно поворачивается.
Страх гнал назад, к дочери, к хоть какому, только бы свету, но Луиза заставила себя пересечь тропу. Она шла медленно, ощупывая каждый камень. Глаза понемногу привыкали к темноте, позволяя различать переломанные кустики и одинокие, оставшиеся мертвыми валуны. Будь здесь Эйвон, он бы подал ей руку и сказал что-нибудь глупое… Если б только он здесь был! Он, Айри, Реджинальд, Джоанна, девочки-мышки, дура Мирабелла, толстуха Аурелия, слуги, лошади, собаки… Собаки… Они выли изо дня в день, почему они сегодня замолчали?!
Сбоку донесся грохот: оторвалась и рухнула в пропасть очередная глыба. Мешанина из щебня и снега обрывалась черно-белой осыпью. Она пришла зря. Готовый обрушиться склон терялся в поднявшемся из долины тумане. Косматое марево доползло до половины стены, утопив все, кроме иззубренной скальной кромки, с которой раз за разом срывались груды снега и одинокие глыбы…
– Мама!
Крик дочери заставил броситься назад, они столкнулись на тропе, и тут же раздался треск. Словно от фейерверка! Луиза втолкнула Селину в спасительную тень и обернулась. Там, где она только что пробежала, щерилась черная щель, отделяя мертвое дерево от лихорадочно дрожащих развалин. Черный зигзаг расширялся стремительно, часть утеса вместе с руинами клонилась в сторону обрыва. Сначала едва заметно, затем все сильнее, пока не стряхнула в пропасть руины вместе со снегом. Освободившаяся от тяжести плита, словно раздумывая, замерла на краю бездны, затем дрогнула и ринулась вниз.