Зимний перевал
Шрифт:
Так, вопреки предостережениям Ленина, спор о роли профсоюзов вышел все же за рамки Центрального Комитета партии.
Такого не было никогда — ни до, ни после. Волна, шквал, цунами, дискуссии. Рождающиеся чуть ли не каждый день «платформы» и «платформочки». Утопающие в облаках табачного дыма собрания. И споры, споры, чуть ли не с утра до вечера и с вечера до утра.
В бурном процессе «тезисотворчества» за каких-нибудь две недели на свет появилось не менее восьми «платформ» («тезисы» тож) со всяческими нюансами, оттенками, оттеночками, в которых сам черт мог сломить ногу — и неискушенные в этаких тонкостях товарищи должны были тратить время и ломать в этой «чехарде платформ» головы, чтоб хотя бы отличить одну «платформу» от других. Хотя многие из этих «платформ»
Потом произошел как бы естественный отбор — и все оппозиционные группы стянулись к двум полюсам: на одном Троцкий с «перетряхиванием» и «сращиванием», на другом — «рабочая оппозиция» с анархо-синдикалистской идеей: «управление народным хозяйством должно принадлежать самим производителям».
И против всего этого фронта «платформ» и «платформочек» — Ленин. И с ним — все более и более явное большинство партии.
В мою задачу не входит изложение истории внутрипартийных разногласий и анализ их существа. Это — дело историков партии. Моя задача в ином: в воссоздании человеческих характеров, в воскрешении атмосферы эпохи.
Поэтому я позволю себе вспомнить одно из любопытных свидетельств того времени — стихотворение Демьяна Бедного «С болота на грунт», опубликованное тогда в газетах и читавшееся на партийных собраниях под дружный хохот присутствующих:
Чего только нет на большевистской грядке? Пишу стихи — в «дискуссионном порядке». Со мной приключилась такая история: После «дискуссий» Зиновьева Григория И Троцкого Льва У меня так замутилась голова, Что не дошла до полного просветления Даже после ленинского выступления. И это — не со мной одним. Товарищ Томский — я встретился с ним — Сам председатель Ве-це-эс-пе-эса, Уже не смыслит, видать, ни бельмеса, Как «срастить» разногласья такие: «Путаю концы, брат, в биллиардном кие, Не отличаю правой от левой лузы, Как шары, в голове смешались профсоюзы!» Дискуссии наши — пока лишь цветочки, Досель различал я какие-то точки, Но, попавши намедни на новые прения, Перепутал я все точки зрения. Правда, беда приключилась эта И с председателем Московского Совета: Товарищ Каменев стал говорить, Пытаясь всех примирить, Примирял замечательно — И заблудился в трех точках окончательно. Тут откуда ни возьмись товарищ Сосновский… Скосивши глазок на комитет Московский И изобразивши большого забияку, Полез он на Зиновьева в драку (благо Зиновьев оказался в отлучке!): «Укажите место безответственной кучке! Пусть нас за нос не водят петроградцы! Не сдавайтесь, братцы!» Услышав такую приятную фразу, Обрел я не точку, а линию сразу. Решил держаться старого правила: Раз меня сметка оставила, Раз дорога дает разветвление, Нюхом испытанным брать направление — Засучив рукава, спокойно иди, Особливо, когда… Ильич впереди!В
Однако, как видно из хроники жизни и деятельности Ленина, составленной работавшей в его секретариате Марией Игнатьевной Гляссер, этот «отдых» выглядел так:
Воскресенье, 2 января. Горки. Просмотрел и направил управляющему делами Совнаркома Н. П. Горбунову письмо шведского Красного Креста по поводу академика И. П. Павлова, поручив снестись с наркомом здравоохранения…
Понедельник, 3 января. Кремль. Приехал из Горок в 12 часов 20 минут.
Написал письмо… Просмотрел и направил… Поручил… Подписал…
Вторник, 4 января. Москва, Кремль. От одиннадцати утра до четырех дня председательствовал на заседании Пленума ЦК партии. Просмотрел и дал поручения по восьми документам. Подписал протокол Малого Совнаркома. С шести вечера председательствовал на заседании Совета Труда и Обороны. В девять вечера уехал в Горки.
Среда, 5 января, Горки…
Впрочем, не будем продолжать: изо дня в день одна и та же картина, одна и та же напряженнейшая работа — находится ли Владимир Ильич в Горках, выезжает ли он в Москву.
Но и этого мало: за время своего пребывания в Горках Ленин сверх всего прочего написал статью «Кризис партии» и основную часть брошюры «Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках тт. Троцкого и Бухарина».
Только против одного дня этого трехнедельного «отдыха» Ленина в записях секретарей нет пометок о его работе: против воскресенья шестнадцатого января.
Видимо, именно этот день мой отец по просьбе Надежды Константиновны провел в Горках: она знала, что Владимир Ильич очень любил слушать его пение, и хотела таким, как она выразилась, «форсмажорным» способом заставить Владимира Ильича хотя бы один день не работать.
Отправился отец туда еще в субботу после обеда вместе с Николаем Васильевичем Крыленко. Приехали уже вечером. Владимир Ильич стал их о чем-то расспрашивать, но они заявили: «О делах ни слова». Владимир Ильич засмеялся: «Попробуем».
Уговор был выдержан, но, видимо, только насчет слов, а не мыслей. Потому что, когда Владимир Ильич уселся с Крыленко за шахматы, в самый разгар игры он обмолвился и вместо шаха королеве объявил: «Шах Коллонтай».
(Александра Михайловна Коллонтай была одним из лидеров «рабочей оппозиции»).
В тот вечер отец много пел. А утром, еще затемно, они отправились втроем на охоту.
Охотничье счастье им не улыбнулось, дичи было мало, да и стреляли они плохо, больше мазали. Только Крыленко подстрелил пару зайчишек.
Возвращались прямиком через лес. Шли и пели «Смело, товарищи, в ногу…».
Двадцать второго января Ленин вернулся в Москву, и, как пишет М. И. Гляссер, «с этого времени начинается снова „бешеный“ темп его работы: приемы, выступления, заседания, ежедневные комиссии и т. д.».
Некоторое улучшение с поступлением продовольствия и топлива в конце двадцатого года сменилось новым ухудшением. «…У нас продовольственный кризис отчаянный и прямо опасный», — восклицает Ленин в конце февраля в письме к украинским товарищам.
Где же искать выход? На старых путях? Еще круче завинчивать гайки военного коммунизма?
Нет!
Ленину ясно, что вырваться из этого положения, говоря словами Дзержинского, нельзя «без хирургии, без смелости, без молнии…».
К необходимости крутого поворота подводило все, услышанное на Восьмом съезде Советов. О нем говорили и сообщения с мест, и беседы с крестьянами, и письма коммунистов, болевших за дело партии и народа и делившихся с Лениным своими сомнениями и тревогами.
Перед Лениным сидел член Сибирского ревкома В. Н. Соколов, который предлагал теперь же, еще до посева, объявить, что на Сибирь устанавливается разверстка в сто миллионов пудов, а весь хлеб, который крестьяне соберут сверх этого, останется в их полном распоряжении.
— Вы полагаете, что тут можно ограничиться Сибирью? — быстро спросил его Ленин.
— Нет, Владимир Ильич, — отвечал Соколов. — Сибирь — начало, подход, опыт…
— Вы думаете, если объявить заранее, будут сеять больше?