Зимний пейзаж с покойником
Шрифт:
– Да, я заходила в кабинет. Заметьте – в кабинет, не в спальню!
– Зачем же вы туда заходили?
Алла Федоровна пригорюнилась. Конечно, она в самом деле смахивала немного на клоуна, но все-таки могла считаться эффектной женщиной. С юности она была платиновой блондинкой, ярко красилась и броско одевалась. Сегодня она надела ослепительно-розовое платье. Усталые глаза майора Новикова не могли выносить этого розового дольше полутора минут.
Даже среди богатырской мебели Еськовых Алла Федоровна смотрелась громоздко. Ширина ее талии просто поражала. Однако с тех пор, как Галина Еськова начала сдавать, подруги стали понемногу приближаться
– Так все сложно, сразу и не объяснишь, – робко начала Алла Федоровна.
– А вы попробуйте, – подбодрил ее следователь Рюхин.
– Видите ли, Саша – я имею в виду покойного Александра Григорьевича – последнее время стал очень странным. И неосмотрительным! Наша фирма наделала долгов. Новые контракты он заключал крайне невыгодные, с какими-то скользкими людьми. А ведь «Сибмасло» солидная фирма, с репутацией! Нас даже империей в газетах называют. Я очень переживала… Вчера Саша весь день прорабатывал контракт с некоей фирмой «Гризи». Контракт провальный! Видели бы вы этих жуликов… Чтоб как-то противодействовать, мы… я… я должна была узнать содержание контракта. Все бумаги Саша взял домой, и вот мы… я…
– Вы нашли в кабинете эти бумаги? – спросил майор.
– Да! Контракт пока не подписан. Появилась надежда, что Сашу Еськова еще можно уговорить. Хотя в последнее время никому это не удается…
– А если бы он все-таки этот контракт подписал?
– Тогда… Огромные убытки. Почти крах.
– И потому он очень кстати умер?
Алла Федоровна в ужасе схватилась за платиновую голову:
– Что вы имеете в виду? Что его… даже язык не поворачивается… я? Это неправда! Зачем убивать? Мы бы все просто уговорили его! И даже если бы ничего не вышло… Да как вы могли такое подумать! Я знаю Сашу двадцать лет! Мы дружим семьями, наши дети вместе выросли! Я не виновата ни в чем! В спальню я даже не заходила!
Никитина стала кричать так пронзительно, что майор и следователь поморщились. В дверях столовой мелькнуло испуганное лицо Хозяйки Медной горы – должно быть, она подслушивала. Майор ничего не имел против.
– Хватит шуметь, – примирительно сказал он. – Давайте, Алла Федоровна, вернемся к вашему визиту в кабинет господина Еськова. В котором часу это было?
– Да не знаю я! Где-то в половине одиннадцатого. Кажется, внизу били какие-то часы. Но ведь все они тут врут – это же антиквариат. Или я поднялась наверх чуть позже? Я не знаю, не знаю!
– Сколько вы пробыли в кабинете? Куда потом подались? – быстро спрашивал майор.
– Ах, не давите на меня! Я ни в чем не виновата, мне нечего скрывать, но я слабая женщина, у меня дистония, печень… И никуда я не подалась! Я собралась уйти, но услышала чьи-то шаги. Я испугалась и спряталась за большой шкаф. Тот, что с ружьями…
В прошедшем времени 23 декабря. 22.30. Суржево. Дом Еськовых. Кабинет.
Шаги в коридоре приближались. Беспечную походку Еськова Алла Федоровна знала хорошо: обычно он покашливал, шумно дышал, ступал тяжело, как всякий грузный человек. А тут…
Нет, это не он! Зачем ему бродить на цыпочках по собственному дому? Его домашние тоже всюду шныряют не таясь.
Кто же это может быть? Вечеринка в самом разгаре. Алла Федоровна прислушалась: Синатра внизу исправно поет, Галина отдает распоряжения своим скрипучим голосом. Еще слышно, как за стеной Санькины друзья хихикают под свою
Он уже рядом. Он слабо поскрипывает подошвами и старается дышать потише, отчего совсем запыхался. Вот шаги замерли у двери в кабинет, зато слышно сопение. Или это только кажется со страху?
Душа у Аллы Федоровны ушла в пятки. Раньше она думала, что так говорят в переносном смысле. Однако сейчас именно в пятки, даже куда-то в высокие шаткие каблуки утекли все ее силы. Умом она понимала, что ничего страшного в этом доме произойти не может. Даже если ее застукают в хозяйском кабинете, можно будет соврать, что она заглянула сюда подтянуть колготки. Алла Федоровна пыталась взять себя в руки, но неуправляемый страх обуял ее. Может, это случилось оттого, что в слабом свете настольной лампы, похожей на орудие пытки, кабинет выглядел слишком мрачно. Сабли и шашки, перекрещенные на каменной стене, мерцали плотоядно, набитые оружием шкафы походили на гробы.
Алла Федоровна стояла посреди кабинета и не могла сдвинуться с места. Да и куда двигаться? Было ясно, что с ее габаритами укрыться за любым, даже самым крупным предметом мебели невозможно.
Вдруг Алла Федоровна заметила густую тень в углу. Вот где спасение! Тень отбрасывал громадный шкаф, в котором Еськов хранил коллекцию ружей и дробовиков. Чтобы утонуть в непроглядном мраке, надо было сделать всего лишь шаг, и Алла Федоровна этот шаг сделала, причем бесшумно и с неожиданным для ее полноты проворством. Она даже не зацепилась каблуком за косматую шерсть шкуры, которая лежала у стола, растопырив пустые плоские лапы. Одни говорили, что шкура эта искусственная, как и огонь в большинстве еськовских каминов, другие верили, что шкура – это все, что осталось от гималайского медведя, который однажды преградил Еськову дорогу в каком-то подмосковном лесу.
Дверь кабинета тихо приоткрылась. Кто-то скользнул в нее с тем же вкрадчивым обувным скрипом и прерывистым дыханием, какое чудилось Алле Федоровне в коридоре. Темная фигура, страшная в своей невнятности, кралась к рабочему столу. Все-таки кто это?
Алла Федоровна сначала расширяла глаза, пытаясь разглядеть незнакомца, потом зажмурилась. Теперь ей казалось, что она тоже растворилась в потемках. Первая паника прошла, но напасти не кончились. Шкаф с ружьями так холодил ее бок, что она начала дрожать. Больше всего она боялась нечаянно лязгнуть зубами и этим обнаружить себя.
Между тем черный человек склонился над столом. Он стал перебирать бумаги. В свете кованой лампы нарисовались обтекаемые формы тела, дорогой костюм и тонкий профиль Андрея Лундышева, заместителя и компаньона Еськова.
Вот поганец! Душа Аллы Федоровны мгновенно воспарила из пяток и, как и положено, тихо улеглась в ее обширной груди.
Некоторое время Алла Федоровна из своего укрытия наблюдала, как Лундышев роется в бумагах на столе. Действовал он воровато и неумело. Контракт, который не стоило подписывать, лежал в синей папке под кучей всякой чепухи, от которой обычно ломился еськовский стол. Лундышев ничего про эту папку не знал. Он долго пересматривал и пытался потом пристроить на место ненужные письма, пухлые распечатки каких-то инструкций и старые проспекты. Алла Федоровна злорадствовала: бедняга торопился. Он то и дело что-то ронял. Однажды, подбирая листок, который порхнул на пол, он больно ударился лбом о край стола.