Зимний Ветер
Шрифт:
— Еще неизвестно, кто кому набьет. Вот сейчас дам сигнал своему отряду… А ну, отойдите от двери!
— Постой, — сказал унтер-офицер. — Ты чего все время дергаешься, как будто у тебя в… шило? Мы тебе по-товарищески говорим, как представителю, что без оружия нам идти до дому нема никакого расчета. Можешь это понять?
— Могу.
Гаврик спрятал наган в кобуру.
— Вы бы так и сказали, а то сразу начинаете хватать человека руками. Я к такому обращению не привык. Не хотите сдать оружие — как хотите. Оставляйте
— Вот это другой разговор!
— А чем вы поручитесь?
— Святой истинный крест, — с чувством сказал Гаврик и проворно перекрестился.
— А как мы в бога не веруем?
— Тогда могу дать расписку.
— Пиши.
— Так по рукам?
— Если оружие оставляете, то по рукам.
Со стороны можно было подумать, что эти взрослые, вооруженные, измученные войной люди, фронтовые солдаты, играют с Гавриком, как дети, в какую-то игру вроде считалки: кто быстрей ответит, тот и выиграл.
Но в этом не было ничего удивительного. Слишком ясен и давно уже для всех в душе был решен вопрос, который теперь решался: вопрос о войне и мире, о земле, о революции, о судьбе России и Украины.
— Ну, где ваш караул? — спросил унтер-офицер.
— Тут, за углом, — поспешно ответил Гаврик, опасаясь, как бы караульный начальник не раздумал сдавать посты.
— Вызывай.
— Стрелять неохота. Я лучше обратно тем же ходом через забор — и приведу свой отряд прямо на Пироговскую к главному подъезду. А ты выходи туда со своим разводящим, и будем честь по чести сменяться. Договорились?
— Договорились.
— Правильно. Разве может быть такой случай, чтобы два солдата между собой не пришли к соглашению? А генерал пускай как себе хочет.
С этими словами Гаврик легкой походкой вышел во двор, перемахнул через стену и сразу очутился в руках матроса с «Синопа», который вместе с Мариной и двумя красногвардейцами уже давно поджидали его в черной тени стены на пустыре, тревожно прислушиваясь к каждому звуку и уже начиная не на шутку беспокоиться.
Едва Гаврик, крепко стукнувшись в промерзшую землю подкованными каблуками своих бутсов, присел, поправил съехавшую набок фуражку и вытер рукавом лоб, как Марина рванулась было к нему, но сейчас же усилием воли удержалась на месте.
Гаврик близко от себя увидел ее неподвижное, белое, ярко освещенное луной лицо с капельками пота на лбу, темные, неподвижные глаза, сжатый рот.
— Ну… ты… — с напряжением выговорила она, с трудом выжимая улыбку на замерзших губах. — А мы уже думали…
— Так не думайте то, что вы думали. Шутишь!
Он сказал это «шутишь» с таким непередаваемым черноморским шиком — «шютишь», — с такой легкостью, с такой уверенностью, как будто бы в эту волшебную лунную ночь для него не существовало ни опасности, ни самой смерти.
Он обнял Марину за плечи и прижал к себе.
— Что, мое серденько? — ласково спросил
Она отстранилась, но, прежде чем отстраниться, успела на миг легонько прижаться к нему и шепнуть:
— Дурак, разве так можно рисковать?
В это время в Ботанической церкви пробило одиннадцать, и этот ночной звон — таинственный, серебристый, как бы принесенный ледяным ветром из страны детства, — казалось, на некоторое время поколебал лунный свет над пустыней Куликова поля, над вокзалом, откуда доносилось пыхтение маневренного паровоза.
Остальное произошло так же легко и просто, как все, что делалось в эту ночь.
Когда караульный начальник гайдамаков вместе с разводящим вышли на крыльцо главного подъезда, отряд Гаврика, кое-как выстроившись, стоял уже перед штабом.
Караулы сменились быстро, весело, деловито, без лишних формальностей.
Скоро вместо гайдамаков на крыльце уже стояли два красногвардейца с красными повязками на рукавах.
У ворот, куда раньше въехал серый автомобиль, Черноиваненко поставил дополнительно двух матросов.
Затем отряд вместе со сменившимся караулом гайдамаков вошел в здание штаба. В коридоре у двери дежурного генерала был тихо поставлен еще один усиленный караул — два матроса и красногвардеец, — после чего все отправились через двор в караульное помещение, где была сдана, и принята, и подписана старым и новым караульными начальниками постовая ведомость.
Новым караульным начальником Гаврик назначил того самого матроса, который раньше все время нервничал и требовал действовать «нахалом».
— Теперь будешь служить, как положено по уставу, без анархии, — сказал ему Черноиваненко, весело играя глазами.
26 ВЗЯТИЕ ШТАБА
Арест генерала Заря-Заряницкого произошел также весьма мирно.
— Что здесь за шум? — сердито спросил Заря-Заряницкий, выходя в коридор из помещения дежурного генерала, где вместе со своей свитой составлял шифрованное телеграфное донесение Центральной Раде в Киев, требуя немедленной присылки подкреплений. В противном случае он не ручался за последствия. А при наличии подкреплений ручался в два дня справиться с большевиками и тем самым навсегда покончить с Советами и Румчеродом.
Все это было изложено вполне убедительно, в воинственнолаконичном штабном стиле, но имело тот существенный недостаток, что в это время Центральной Рады в Киеве уже не существовало, о чем генерал Заря-Заряницкий ввиду плохой связи не имел понятия.
— Что здесь происходит? — спросил он и вдруг отшатнулся, увидев на пороге кабинета вместо гайдамаков матроса и красногвардейца, приставивших штыки к его груди.
В тот же миг в кабинет вошел своей валкой черноморской походочкой Гаврик Черноиваненко с солдатским наганом в руке.