Зимняя сказка
Шрифт:
– В чем же? – спросил Хардести, и сам знавший ответ на этот вопрос.
– В самом процессе продажи и покупки, в этих лицах, красках, бесконечных историях. Где бы еще ты смог увидеть такие замечательные лампы? – Она указала на висевшую у них над головой цепочку ламп, уходившую в конец квартала. – Гарри Пенн получил от Крейга Бинки телеграмму, в которой говорилось буквально следующее: «Разве можно писать о рынке, не говоря ни слова о продуктах?» Представляешь, они находятся на одной площади и при этом обмениваются друг с другом телеграммами! Гарри Пенн отправил ему такой
Купив вырезку и овощи, они вновь вышли на залитую серебристым светом мостовую.
– Мой дом находится в той стороне, – сказала Вирджиния, – но мне бы не хотелось идти через Файв-Пойнтс, это слишком опасно. Лучше дойти до Хьюстон-стрит и обойти этот район стороной.
– Так выйдет в три раза дальше, – удивился Хардести. – Почему бы нам не пойти прямо через Файв-Пойнтс? Я уже проходил здесь сегодня, и ничего страшного со мной не случилось.
– Считай, что тебе просто повезло. К тому же уже стемнело.
– Не беспокойся, – покачал головой Хардести. – Скорее всего, в такое время настоящие бандиты еще спят.
На улочках Файв-Пойнтс за их сравнительно недолгую историю успели побывать бандиты, представлявшие собой едва ли не все национальности и народности. Характер преступлений и манеры преступников то и дело менялись по мере того, как менялись их языки и преследовавшие их соблазны, хотя по сути это были все те же грабители и разбойники, вооруженные ножами, дубинками и пистолетами. Отчасти Хардести был прав. В это время бандиты в большинстве своем все еще отдыхали. Снег придавал известное очарование и пустынным улицам Файв-Пойнтс, похожим на пещеру, имеющую вход, но не имеющую выхода. Вскоре Хардести и Вирджинии стало казаться, что из темных окон за ними кто-то следит. Издалека донесся чистый звон колокольчика, но его тут же заглушил отвратительный хохот.
Они не прошли еще и половины квартала, как их взорам стало открываться то, чего они не видели и не могли увидеть прежде: таящиеся в темных подворотнях странные фигуры, сведенные судорогами тела, заломленные, молящие о помощи руки. С каждым шагом их становилось все больше, а крики и стоны звучали все громче и громче.
– Как странно, – пробормотал Хардести. – Улицы пусты, но я вижу на них людей…
Он взял Вирджинию за руку, и они поспешили к видневшемуся вдали перекрестку, залитому заревом пожара. Там должны были присутствовать пожарные, полиция, а возможно, и пресса.
Огнем было объято сразу несколько зданий, над которыми поднимались густые клубы черного дыма. Повсюду, насколько хватало глаз, стояли толпы праздных зевак, в чьих глазах отражалось пламя пожара. Они с интересом наблюдали за дерущимися на крышах горящих зданий подростками, которые были настолько увлечены схваткой, что не обращали на языки пламени ни малейшего внимания.
Эта картина поразила Вирджинию до глубины души.
– Я и не знал, что здесь такое творится, – пробормотал Хардести виновато. – Днем здесь совсем иначе…
Мужчины и женщины выбегали с соседних улиц словно ящерицы,
Сквозь толпу пробиралась тягловая лошадь, тащившая за собой груженный мусором фургон. Поняв, что ему не удастся объехать толпу зевак, возница решил проехать напрямик.
– Ты только посмотри на это животное! – прошептал Хардести, испытывая разом и сострадание и отвращение. – Таких крупных коней я не видел еще никогда… Наверняка он очень породистый! Чего только ему не пришлось пережить!
Когда возница огрел несчастного коня хлыстом, а стоявшие вокруг дети принялись стегать его по морде невесть откуда взявшимися прутьями, животное опустило голову и устало прикрыло глаза. Его холку и бока покрывали страшные шрамы, язвы и следы ожогов, хвост и грива были коротко острижены, одно ухо изорвано в клочья.
Судя по всему, этот израненный и изуродованный конь, похожий на человека, обезображенного неизлечимой болезнью, тащил за собой очень тяжелый груз, что, впрочем, ничуть не сковывало его в движениях. Несмотря на полученные некогда страшные раны, он сохранял былую силу, а огромные размеры лишь подчеркивали его необычайную грациозность. Статью конь этот нисколько не уступал лучшим скакунам, и при этом он явно превосходил их своей мощью.
Стоило фургону выехать за пределы толпы, как возница пустил коня галопом, огрев его своим длинным хлыстом. Конь понесся вперед с такой скоростью, словно скакал по лугу без упряжи и без повозки, двигаясь с поразительной легкостью, раскованностью и совершенством. Гордо подняв голову, он скрылся во тьме, прекрасный, словно небесный вестник.
Зима, которая еще только начиналась, подобно не знающей препятствий огромной мусороуборочной машине разъезжала по всему городу и по всей стране. Звезды ярко сверкали, наблюдая за нею с небес и щедро одаривая отчаянно тянувшиеся к ним голые ветви деревьев своим серебром. Эта удивительная и безумная сила, очищавшая души животных и человека, заставила Хардести и Вирджинию перейти сначала на быстрый шаг, а затем и на бег. Судя по всему, в северных лесах сейчас творилось что-то неописуемое, поскольку даже здесь зима изукрасила морозом ветви сикоморов, росших на Кристи-стрит, и раскачивала их до той поры, пока они не стали звенеть подобно маленьким колокольчикам.
К тому времени, когда они добрались до квартиры Вирджинии, находившейся на Малберри-стрит, и стали подниматься по плохо освещенной винтовой лестнице, мороз сделался уже нестерпимым. Они скрылись от него в теплой парадной и, следуя причудливым лестничным маршам, принялись выписывать эпициклы, которым наверняка позавидовали бы и планеты. В перископе двери тут же появилось недреманное око госпожи Солемнис, вдовы греческого рыболова, занимавшегося промыслом морских губок.
– Кто там? – послышалось из-за двери.