Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном

Ингвин Петр

Конязь рта не раскрывал, его заранее обговоренные мнение и приказы огласил один из приспешников:

– Люди

доброй воли, честные, свободные и равноправные! Свершилось злодейство. Не по праву отняты жизни и в нарушение устоев отобрана свобода. Нет сомнений, кто это сделал и зачем. Потому во имя справедливости да ниспошлет Святой Никола кару на головы убийц! Челн, добро и доспехи изымаются в казну и подлежат продаже. Злодеев – на кол. Приемышей отдать пострадавшему семейству. Таково слово конязя!

Перед нами по числу Никодимовской команды положили заточенные

с одного конца тонкие бревна метра в три длиной, затем привели… скорее – притащили самих преступников. Они отказывались идти, забитые кляпами рты мычали, связанные за спиной руки тщетно пытались высвободиться. Удары сапог, подломившие ноги, опрокинули их, заставив упасть ничком, остатки одежд отправились в сторону или были задраны повыше, и брыкавшиеся тела как шпалы разложили рядком перед самыми остриями. По одному солдату село каждому на спину, еще по одному прижали шеи к земле, последние участники действа приблизились к тыльным сторонам кольев с молотами в руках.

Конец ознакомительного фрагмента.