Зимопись. Книга вторая. Как я был волком

…Заигрывавшие с солнцем облака убежали за ним и дружно рухнули в пропасть за край горизонта. На невидимой ветке перезревал надгрызенный кем-то месяц. С почерневшего потолка небес вылупили глазенки вытравленные перекисью водорода звезды, скопом крашенные по моде в одинаковое платиново-белое…

Фу, как приторно. Словно в женский роман башкой вниз по самые бубенцы. Но ведь потянуло на сопливую романтику. Все потому, что новые отношения доверительности, установившиеся с Томой, вознесли чувствительность на невероятную высоту.

Для

четырнадцати лет это нормально. Такой выброс адреналина. Такой всплеск эмоций. Последствия пережитого стресса. Причем, постоянного, если брать последние две недели. Портал, что именуется здесь причалом, выкинул меня с еще тремя «везунчиками» в другой мир, здесь верят в бога женского пола, жены имеют по три мужа, большая часть населения живет в бронзовом веке, а оставшиеся непонятно кто и почему. Царевны играют в футбол, а собак зовут волками. Тайны, загадки, секреты, мистика. Насчет последнего – пардон, некоторые моменты только выглядят сверхъестественными. До сих пор любые загадки получали вполне земные объяснения.

Даже такая. Когда через земли цариссы Дарьи прошли посторонние, одни утверждали, что видели шайку разбойников, которых здесь называют рыкцарями, другие упорствовали, что это была дружина царевны Деметрии, дочки Верховной царицы. Правы оказались все. Когда рыкцари отбили меня с Томой у удочерившей нас цариссы, к ним в логово пришла именно Деметрия. Она же повела сборное воинство на башню Варфоломеи, первую в списке планирующихся побед.

– Настали великие времена, – провозгласила царевна во время привала. – Начало новой эры. Скоро это почувствуют все.

Место, выбранное для ночевки, не слишком отличалось от прочих, мы просто поднялись на лесистый пригорок, откуда хорошо просматривались окрестности. На небе уродской улыбкой Гуинплена смеялся месяц. Предгорный лес принял в себя отряды разбойников равнодушно, как продажная девка очередного клиента, вооруженная масса втекла в его живое тело и нагло расположилась, не встречая сопротивления – не считать же за таковое изредка перегораживавший путь упавший сухостой. Лес был глух к людским чаяниям. В святая святых он пускал существ, не имевших за душой ничего святого, и укрывал зеленым одеялом всех нуждающихся – как праведников и заблудших, так и убийц с насильниками. Деметрия оказалась в центре этого шабаша, ощетинившегося жалами костров и шипами копий дозорных. Дружина расположилась вокруг царевны, даже среди союзников охраняя хозяйку. Уставшие от долгого перехода, отвыкшие от передвижения без коней, дружинники внешне выглядели хуже разбойников: блестящие доспехи запылились, спины ссутулились. А рыкцари, наоборот, принялись споро хозяйствовать, рубить дрова, готовить ужин. Это была их обычная жизнь.

Спать, видимо, будем здесь же, кто где остановился. В голове бродили мысли о том, как перевернуть ситуацию в свою пользу, как и куда сбежать, как во имя добра тихо вырезать окружающее зло и сделать всех счастливыми. Набрав огромную охапку листьев, чтоб было мягче, я присел возле Томы – ее положили под дерево на самодельных носилках. Прогибавшиеся и последние полчаса опасно потрескивавшие поперечины выдержали поход, но теперь жутко упирались в грудь и живот. Томины глаза напоминали взгляд брошенного щенка: жалобный, умоляющей об участии, ласке и хоть о чем-то хорошем в этой жизни.

– Помочь? – склонился я к ее лицу.

– Сам-то как думаешь?

– Думаю, что-то надо, но на лбу не написано.

– Слезть мне надо с этой решетки для барбекю!

Проходивший мимо рыкцарь услышал краем уха.

– Помочь, царевны?

Мешок, который

он нес, грохнулся наземь, растопырившая руки фигура шагнула к нам, облизываясь всем, чем нельзя.

– Нет! – Одновременный двойной вскрик привлек внимание многих.

Рыкцарь пожал плечами, тропинка увела незадачливого помощника по заждавшимся делам. Проводив его взглядом, я зверской рожей заставил отвернуться оставшихся любопытных, затем разровнял принесенную листву. С моей помощью Тома осторожно сползла на получившийся настил. Если верить костоправу, то на ноги она встанет завтра-послезавтра. Вернее, попытается встать. Пока пусть лежит. Да и мозоли, натертые седлом, подживут.

Лес быстро темнел, по нему пронеслось быстрое перекликивание. Несколько рыкцарей, двинувшиеся вниз за водой к невидимому отсюда водоему, с кем-то повстречались. Громкие голоса раздались и с других сторон. Похоже, свои. Потом еще свои. Полным-полно своих. Лес переполнялся и вспучивался, как зараженный организм от вирусов перед смертельным исходом.

Деметрия светилась довольством, глядя на прибывавшие отовсюду новые группы рыкцарей.

– Приветствую, Грозна. Счастлива, что вижу в добром здравии.

Вождиха, только что отправившая отряд располагаться в лесу неподалеку, кратко кивнула.

– Мое почтение, царевна. Я привела всех, как договорились.

Высокая, красивая и – учитывая, что, руководя сворой бандитов, все еще жива – умная, эта хмурая женщина могла бы составить кому-то счастье, а доставляла наоборот. Водянистые глаза глядели сурово, губы исчезали, когда сжимались, прямой нос был длинноват и походил на клюв. Оказаться на расстоянии клевка не хотелось. Тело, отмеченное шрамами, большей частью покрывал стандартный рыкцарский доспех: кожано-ременная сбруя поверх рубахи и штаны, заправленные в сапоги. Светлые волосы, забранные в хвост, спускались на отороченный мехом ворот, выполнявший роль бармицы и, частично, наспинника. Шлемов разбойники не признавали. Несколько бронзовых блях соединяли ремни на груди, тоже неся защитную функцию. Узкий меч, кривой нож и гнук в совмещенном с колчаном налучье составляли личное оружие. Вождиха смотрела на окружающих как на мельтешащих муравьев, не убиваемых только потому, что они играют какую-то роль в экосистеме и могут пригодиться. Собственно, это и есть основа гуманизма, что практикуется любым правителем. Грозна не верила в людей и, в отличие от Деметрии, не скрывала этого. Из нее вышел бы более честный начальник.

Грозна ушла к своим, а к царевне приблизились еще двое. Одного я помнил по нападению на школу. Кажется, Таскай Прибрежный. Второго, побитого жизнью усача с ироничным взглядом, Деметрии представили как Сивко Предгорного. Каждый привел отряды в несколько десятков бойцов. Армия Деметрии росла, как навоз на дрожжах.

– Кудеяр не пришел, – объявил Таскай, настолько ничем не примечательный, что непонятно, как выбился в руководители. Остается допустить, что его отряд состоит из еще больших посредственностей.

– Отказался?! – На скулах царевны заиграли желваки.

Рыкцари, до того небрежно стоявшие перед царской дочкой, отвели взоры. Никто не желал отвечать за собрата, поставившего собственные интересы выше общих.

– Что-то случилось. Гонцы обошли возможные места его лагеря. Пусто. Оставленные послания никто не взял. Сигналы дымом не сработали. И мы видели много следов царберских коней.

– Разбит?

– Следов боя нет. Но есть странность. Сколько человек в его отряде?

– Три-четыре десятка, как у вас. Плюс-минус дюжина – в зависимости от переменчивых настроений крепостных.