Зимовка на «Торосе»
Шрифт:
10 м а я. Несмотря на плохую погоду и туман, в 12 часов 15 минут вышли на рекогносцировку к северному входу в пролив. Этот вход, как оказалось, имеет всего лишь 100 метров ширины и глубину только 0,5 метра. Возможно даже, что здесь существует осушной перешеек, но установить это сейчас нельзя из-за снега и льда. В 18 часов группа возвратилась в лагерь.
11 м а я. Ночью возвратился каюр Журавлев и доставил нам новые плашки.
Гидролог Рахманов и топограф Юдов с утра ушли на триангуляционные наблюдения на знак Эффект, а я с каюром Журавлевым в 13 часов 15
Мы пересекли пролив Средний и поехали к проливу Восточному, указанному в свое время Юдовым, но вместо пролива нашли узкую бухту с крутыми берегами. Пришлось вернуться в пролив Средний на восточном входном мысу, где мы выложили гурий, названный именем Журавлева. Выехав в пролив Пилота Алексеева, я, к сожалению, ничего выяснить не мог, мешал густой туман. В 21 час 40 минут вернулся в лагерь.
12 м а я. С уходящими на запад топографами я направил механика и матроса, а сам с гидрологом в 15 часов 45 минут вышел на юг для встречи второй промерной группы.
Южный вход из Западного пролива оказался достаточно широким и, повидимому, как и в средней части, имел достаточные глубины. Выйдя из пролива и пройдя мимо еще одной бухты (очевидно Тетермана), у мыса Замок нашел вторую промерную группу, стоявшую здесь лагерем. Вследствие того, что эта группа закончила промер Таймырского пролива, решили обе промерные группы объединить в одну; в 0 часов 35 минут мы вышли к лагерю «Уют».
Необходимо отметить, что у западного берега южного входа в пролив Западный наблюдается значительное поднятие льда, местами достигающее 2 метров. В некоторых местах этот лед имеет под самым берегом значительные проломы, очевидно из-за подводных камней, так как лед в этих местах сильно поднимается вверх в виде гор с разорванными вершинами.
13 м а я. Стали лагерем у крутого мыса в проливе Средний, где выложили гурий, дав ему название Промерный. В этот день заболел гидролог; сильная слабость, отказывается принимать пищу.
14 м а я. Работали на промере с 10 до 21 часа.
15 м а я. Закончили промер пролива Средний. Наш больной чувствует себя лучше; начал немного ходить.
16 м а я. В 13 часов 05 минут сняли лагерь и отправились в пролив Пилота Алексеева. В 18 часов 15 минут дошли до большой стамухи, у которой и разбили палатку. По пути выложили гурий.
17 м а я. С утра была пурга. Днем погода улучшилась, и в 13 часов вышли на работу. Больной поправился и также работал на промере. Из-за плохой видимости часть глубин промера осталась не засеченной. В лагерь вернулись в 21 час 10 минут.
18 м а я. Весь день пурга, которая несколько утихла только к вечеру. Ночью я в сопровождении матроса направился за продовольствием на базу «Уют»; наши запасы были уже на исходе. В палатку вернулся 19 мая в 4 часа 30 минут. В этот день промерные работы велись с 11 часов до 23 часов 50 минут.
20 м а я. С утра сильная пурга,
21 м а я. Опять пурга. В 15 часов снег прекратился. Вследствие окончания у нас продовольствия решили работу по промеру не возобновлять и вернуться на судно. В 16 часов вышли на засечку глубин, взятых нами 17 и 19 мая. В 19 часов группа вышла на запад. Около бухты Заостровной встретили каюра Журавлева с транспортом продовольствия. Стали лагерем.
22 м а я. Свернули лагерь и в 20 часов 30 минут вышли на судно, куда прибыли 23 мая в 4 часа 45 минут.
За время работы пройдено с промером 50 километров, построено 5 гуриев. Выяснено, что пролив Западный не судоходен, а Восточный не существует».
Не успели еще наши промерщики как следует отдохнуть, как с Челюскина пришло сообщение, что самолет Ф. Б. Фариха вылетел по маршруту Усть-Таймыр — Боневи — Стерлегов — Диксон. У нас погода была вполне летная, но на западе туман рассеивался весьма нехотя. Часа через два над «Торосом» пронесся «СССР Н-120» и скрылся в западном направлении, а еще через двадцать минут ко мне на палубу радист прислал записку:
«Н. Н., похоже, что самолет опять заблудился в тумане, не долетев до Стерлегова. Что ему сообщить, если будет запрашивать о погоде?».
На самолет передали, что «Торос», если нужно, готов к его приему, и на площадке зажгли большой дымовой сигнал. Скоро самолет действительно закружился над бухтой и, сделав посадку, подрулил к «Торосу». Из машины вышел Фабио Брунович Фарих.
— Ну вот, опять здравствуйте! Не могу пробиться через проклятый туман. Хоть волком вой, а тут в машине несчастный больной — у него целый ряд глубоких ран от операций, а вместо необходимого покоя я таскаю его то по воздуху, то по зимовкам. Устраивайте, Николай Николаевич, больного как только можно лучше… ведь какой, право, человек: в этакой маяте ни звука жалобы — стиснет зубы и молчит.
Положение больного было настолько тяжелое, что его нельзя даже было перекладывать на носилки. На борт «Тороса» его доставили на брезенте и уложили в каюте Виктора Александровича.
— Благодарю, — чуть слышным голосом проговорил больной, когда оказался в теплой комнате, — извините, пожалуйста, за беспокойство, да… что же делать.
Мы постарались сделать для этого человека все что можно, но состояние его было таково, что, кроме стакана чая и покоя, «Торос» не мог ему больше помочь ничем. Нужна была операция, а для ее выполнения мы не имели ни места, ни приспособлений, ни инструментов.
На следующий день началась пурга. Ф. Б. Фарих то нервно ходил по кают-компании, то лежал на диване, стиснув зубы. Его волнение было больше чем понятно. Жизнь человека зависела от скорости доставки его в больницу, а тут приходилось сидеть и ждать «у моря погоды».
— Чорт! Ведь машинища-то какая. Попробуйте с ней ткнуться куда-нибудь на неровную площадку — все разлетится вдребезги, и вместо спасения одного будет убийство восьмерых. Будь сейчас легкий самолет — полетел бы в самое пекло.