Зинния Флауэрс о любви и скунсы / Zinnia Flowers on Love and Skunks

Действующие лица:

ЗИННИЯ ФЛАУЭРС

БАД КЕЙСИ

СЕТ КЕЙСИ

МЮРИЭЛ ЛАВ

Декорация:

Отель-пансион «Цветы» в Армитейдже, маленьком городе в восточной части Огайо, во второй половине девятнадцатого и самом начале двадцатого столетий.

Декорация может быть достаточно простой: несколько стульев и/или платформ или ящиков, или изготовленной более тщательно, но важно, чтобы она могла использоваться, как гибкий коллаж из мест, где актеры разыгрывают ту или иную картину. Все четверо постоянно присутствуют на сцене, видимые зрителям и не выходя из

роли. Не участвуя в какой-либо картине, они наблюдают, или заняты друг другом, или что-то делают, связанное с этой картиной или нет. Каждый из персонажей постоянно помнит об остальных, как мы должны помнить о всех четверых. Время и пространство подвижны, не должно быть ни затемнений, ни пауз в действии. Нам рассказывают историю, и она должна плавно перетекать от момента к моменту, от картины – к картине. Движение спектакля – всегда его составная часть.

Песня «Прощай, моя любовь» написана Джо Ховардом в 1904 г.

(Отель-пансион «Цветы» в г. Армитейдж, штат Огайо. Позний вечер. Тикают напольные часы. ЗИННИЯ говорит с нами. Остальные трое присутствуют, но в тени. И когда свет падает на ЗИННИЮ, мы слышим, как БАД поет в сумраке).

БАД (поет):

Прощай, моя любовь,Прощай голубка сизокрылая.Ты свет моей души,Вернешься ты ко мне,Полюбишь вновь меня,Прощай любовь моя, прощай [1] .

ЗИННИЯ. Почему ты любишь одного, а не другого? Даже если бы я знала ответ на этот вопрос, скорее всего, осталась бы полной дурой, какой всегда и была. Бад появляется в отеле-пансионе, перед этим пропав на несколько месяцев, а то и лет, входит и садится с таким видом, будто это место принадлежит ему, а когда я спрашиваю, что, черт побери, он здесь делает, широко улыбается и отвечает: «А как по-твоему, Зинния? Ты думаешь, я прихожу сюда, чтобы послушать, как миз Дули барабанит по этому старому пианино?»

(Старое пианино играет «Прощай, моя любовь». Свет падает на БАДА. Возможно, в 1915 г. В более старшем возрасте мы его не увидим. Эти люди будут молодеть и стареть в зависимости от необходимости, без суеты, благодаря лишь тонкому изменению манеры поведения. Они – некая квинтэссенция, движущаяся сквозь время, а не конкретный возраст. В этот момент Зиннии 65 лет, но, делясь с нами своей историей, каждый будет молодым и старым, в зависимости от обстоятельств).

БАД. Так что думаешь, Зинния? Ты думаешь, я пришел послушать игру миз Дули на этом пианино? Господи, я бы заплатил хорошие деньги, чтобы этой женщине удалили пальцы, на благо человечества. Хотя ее игра

от этого бы не изменилась. И когда это пианино настраивали в последний раз? Во время Пелопонесской войны?

ЗИННИЯ (музыка смолкает). По крайней мере, она здесь, когда я просыпаюсь утром. Потому что живет в этом пансионе. А как объяснить твое присутствие?

БАД. Зинния, ты – моя жена, и это мой дом. Находиться здесь прав у меня столько же, что и у тебя, и гораздо больше, чем у миз Дули.

ЗИННИЯ. Но это не твой дом. У тебя нет дома. Ты давным-давно потерял право называть это место домом. И мне до тошноты надоели твои уходы и появления в моей жизни каждые шесть-восемь месяцев или два-три года. Ни дать, ни взять черт из табакерки.

БАД. Зинния, ты должна была научиться видеть стакан наполовину полным.

ЗИННИЯ. Наполовину полным! Моему заду и то смешно.

БАД. Должен отметить, это прекрасный зад.

ЗИННИЯ. Бад, не начинай. Ты должен немедленно убраться отсюда, и я не шучу.

БАД. Я – твой законный муж, и у меня есть права.

ЗИННИЯ. Нет у тебя никаких прав. Я сомневаюсь, есть ли у тебя мозги.

БАД. Я имею право на половину всего, что есть у тебя, точно так же, как ты имеешь право на половину всего, что есть у меня.

ЗИННИЯ. У тебя нет ничего.

БАД. У меня есть ты.

ЗИННИЯ. Бад, тебе ничего не принадлежит из-за дурацкого клочка бумаги.

БАД. На самом деле принадлежит. В семье с правом собственности строго.

ЗИННИЯ. Заработать право быть в каком-либо месте можно, лишь живя там.

БАД. Зинния, сладенькая, в каких-то вопросах ты можешь быть чертовски умной, зато в других – тупая, как пробка, но должен сказать, ждя женщины твоего возраста у тебя по-прежнему лучший зад во всем округе. А я потратил многие годы на изучение этого вопроса.

ЗИННИЯ. Не говори мне о моем заде. В доме люди.

БАД. Да, и все они видели твой зад.

ЗИННИЯ. Никто не видел.

БАД. Я не говорю, что ты ходишь по дому, демонстрируя всем голый зад. Я про то, что каждый, у кого есть глаза, видит, что зад у тебя восхитительный.

ЗИННИЯ. Может, перестанешь говорить о моем заде?

БАД. Если кто-то и имеет право говорить о твоем заде, как это я. Я часами лицезрел твой голый зад. Я много чего проделывал с твоим задом. Твой зад – мой очень близкий друг. Я изучал твой зад, как некоторые изучают Книгу Откровений.

ЗИННИЯ. Бад Кейси, если ты не заткнешься по части моего зада, я огрею тебя вафельницей.

БАД. Что ж, и не впервые.

ЗИННИЯ. А потом он улыбался по-особенному, не как наглый, самодовольный мужик. Так улыбается тот, кто помнил, как сильно он меня любил. Перед такой улыбкой я не могла устоять, потому что была она не ложью, и хотя правда эта нисколько не меняла его поведения, она присутствовала всегда, как бы ужасно он себя ни вел.

БАД. Зинния, я устал.

ЗИННИЯ. Не только ты. Некоторые из нас работают, знаешь ли.

БАД. Устал мотаться по свету, устал от постоянных мыслей о том, как мне тебя недостает, и решил вернуться домой.

ЗИННИЯ. Ты всегда это говоришь. А потом уходишь. И не убеждай меня, что на этот раз все будет по-другому, потому что ты и это говоришь всегда. Ты возвращаешься, уговариваешь меня разрешить тебе остаться, каким-то образом оказываешься в моей постели, а через месяц, через год, а то и через день, я просыпаюсь, а тебя нет. Так вот, с меня хватит. Ты меня понимаешь? С меня хватит. А теперь убирайся.