Златокудрая Эльза

Марлитт Евгения

Что теперь делать? Она со страхом думала о своих родителях, которые, вероятно, уже теперь обеспокоены ее отсутствием, так как она непременно хотела быть на похоронах.

Надежду быть замеченной Елизавета тотчас же оставила. Она знала, что ее слабый крик о помощи останется неуслышанным, потому что башня находилась в самой чаще леса, и вблизи нее не пролегало никакой дороги, а кто станет бродить вечером по узкой тропинке, ведущей к зловещей «Башне монахинь»? Несмотря на это, девушка все же попыталась крикнуть, но звук ее голоса лишь спугнул нескольких ворон, которые, каркая, пролетали над ее головой… И вновь

наступила полная тишина.

Елизавета в отчаянии ходила по площадке башни и, когда останавливалась возле угла, откуда должен был виднеться Линдгоф, снова пыталась звать на помощь. Наконец, она прекратила эти бесплодные попытки и опустилась на скамейку.

Она не боялась, что ей придется провести здесь всю ночь. Она знала, что ее будут искать в лесу, но пока обнаружат место ее заключения, сколько тревожных часов переживут ее родные.

Эта мысль невыразимо пугала ее и увеличивала отчаяние. Она закрыла лицо руками, и слезы закапали из глаз. Между тем наступали сумерки. На небе взошла молодая луна. В башне начала проявляться жизнь: послышались жалобные стоны, раздались шаги по лестнице, стук в дверь. Девушке стало не по себе. Но это совы и летучие мыши, отправляясь в ночное странствование, тщетно искали обычный выход. В лесу тоже зашуршало и застонало. Из чащи выходили дикие звери. Издали доносились глухие звуки выстрелов, при которых Елизавета всякий раз вздрагивала и прижималась к стене. Это охотились браконьеры.

Помощь не являлась. Очевидно, мысль дочери о том, что родители будут волноваться, была напрасной. Наверное, они думали, что она все еще в замке, и будут до десяти часов ждать ее, так что раньше полуночи нельзя было надеяться на избавление.

Становилось уже слишком прохладно. Елизавета, дрожа от холода, завернулась в легкую накидку и повязала шею носовым платком. Ей пришлось оставить скамейку и походить взад-вперед, чтобы оградить себя от простуды, причем часто перегибаться через перила и смотреть вниз.

Ее ноги все еще подкашивались, когда она вспоминала свирепое преследование Берты. Чем объяснялась ее ярость? Она твердила о чьем-то сердце, которое Елизавета у нее похитила. Не была ли госпожа Фербер права, когда предположила, что Гольфельд играл какую-то роль в странном поведении Берты?

Елизавета устало прислонилась к холодной стене. Другой образ всплыл в ее памяти. Все было кончено, кончено навсегда! Она сама разорвала всяческие отношения с особняком Линдгоф. Она лишила Елену иллюзий, на которых сконцентрировались все ее надежды, она отвергла «великодушное» предложение ненавистного ей Гольфельда и отказалась от щедрости фон Вальде, готового дать ей в приданое часть состояния ослепленной мошенником сестры… Его гордости, должно быть, нанесена болезненная рана. Фон Вальде никогда не простит ее и теперь поспешит уехать, как собирался, в какое-нибудь долгое путешествие за моря, за океаны. Она его никогда не увидит.

Елизавета закрыла лицо руками, и слезы заструились между ее пальцами.

Вдруг, когда она, вытерев лицо, снова посмотрела вниз, ей показалось, что там, где лес примыкает к парку, виднеется красноватый свет. Это, без сомнения, был факел, двигавшийся по узкой дорожке, которая привела Елизавету к «Башне монахинь». Свет внезапно остановился. В эту минуту до слуха несчастной донесся слабый зов. Она с радостью

поняла, что приближается помощь, что ее ищут. Она откликнулась, хотя знала, что ее крик не будет услышан. Свет еще минуту оставался неподвижен, затем стал быстро приближаться.

– Елизавета! – пронеслось вдруг по лесу.

Этот голос проник в ее сердце – это был «его» голос. Фон Вальде звал ее, она услышала глубокое беспокойство.

– Здесь! – крикнула она вниз. – Я здесь, на башне.

Через несколько минут фон Вальде стоял на верхней ступени лестницы и сильной рукой тряс дверь. Вслед за тем он толкнул ее ногой, и старые доски с треском разлетелись. Фон Вальде вышел на площадку. В одной руке он держал факел, а другой притянул девушку к свету. Он был с непокрытой головой, его темные волосы в беспорядке падали на лоб, мертвенная бледность покрывала его лицо. Он окинул Елизавету быстрым взглядом, желая убедиться, что она невредима. Он очень волновался, его руки дрожали. В первую минуту он был не в состоянии выговорить ни слова.

– Елизавета, бедное дитя! – наконец проговорил он. – Сюда, в эти темные стены, в эту жуткую ночь загнало вас унижение, которое вы перенесли в моем доме.

Елизавета решила объяснить ему причину своего пребывания здесь и в нескольких словах изложила ему суть дела. При этом она стала спускаться с лестницы. Рудольф пошел вперед и протянул ей руку, но она взялась за веревку, служившую перилами и сделала вид, что не заметила его движения.

В эту минуту сильный порыв ветра потушил факел. Они очутились в совершенной темноте.

– Дайте мне руку! – сказал фон Вальде повелительно.

– Я держусь за перила и мне не надо никакой опоры, – ответила она.

Не успела Елизавета произнести эти слова, как почувствовала, что ее обхватили две сильные руки, которые, как перышко, подняли ее и снесли с лестницы.

– Глупое дитя! – сказал фон Вальде, опуская ее на лужайку, – не могу же я допустить, чтобы вы разбились о каменные плиты этой башни.

Елизавета направилась по дороге, ведущей к Линдгофу. Этот путь являлся самым коротким. Фон Вальде молча пошел рядом с нею.

– Вы, кажется, имеете намерение расстаться со мною, не сказав мне ни слова примирения? – произнес он, внезапно останавливаясь, причем в его тоне послышалось огорчение и сдержанная досада. – Я имел несчастье обидеть вас?

– Да, вы причинили мне боль.

– Тем, что тотчас не привлек к ответственности своего двоюродного брата?

– Вы не могли сделать это, потому что его сватовство совершилось с вашего ведома. Вы, как и другие, хотели заставить меня выйти замуж за господина Гольфельда.

– Я?! Заставить вас? Дитя, как плохо вы понимаете мужское сердце. Знайте, я удалю все, что может вам напомнить сегодняшнее событие. Вы охотно бываете в Линдгофе?

– Да.

– Баронесса Лессен покинет замок, и я хочу просить вас поддержать мою сестру, когда… Когда я снова отправлюсь в дальние страны. Вы согласны?

– Этого я не могу обещать вам. – Но почему?

– Ваша сестра не захочет моего общества, даже если… Я уже сегодня сказала, что не буду носить другого имени.

– Странный ответ. Но это к делу не относится. А, теперь я понимаю. Вы думаете, что я одобрил выбор Гольфельда потому, что на вашу долю выпало дворянство. Что? Разве не так?