Златорогий череп
Шрифт:
– Мимо! – крикнул почтмейстер издалека.
– Похоже, затея с картой увела нас по ложному следу, – Мармеладов вытащил пистолет из шляпы, разрядил и спрятал в карман.
– От всей этой прогулки я весьма проголодался, – признался Вятцев. – Мы сегодня не обедали, а уже ужинать пора. Где же коробейники?
Он помахал рукой двум разносчикам, но те не спешили подходить, поглощенные беседой.
– А в Верхних рядах ценники придумали, – говорил тот, что с чубом.
– Это что же, как в пассаже? – его рябой коллега поправил петлю от лотка, чтоб не терла плечо. –
– Агась!
– Они разве немые? Или ленивые?
– Дураки оне набитые, вот что. Как можно не пособачиться за копейку?! Потом год приварку не видать!
Доктор, обиженный их невниманием, оборвал довольно грубо:
– Хорош трепаться! Почем изюм?
– По двадцати копеек фунт! – откликнулся чубатый.
– А по десять отдашь?
– По десять? А чего ж не отдать. Забирайте. Но только полфунта.
– Глядите, какой шутник выискался!
– За шутки денег не берем-с!
– А я калачи за бесценок уступлю, – неожиданно предложил рябой. – Только забирайте сразу все пять!
Почтмейстер удивился столь резкой перемене коммерческой тактики.
– Откуда такая щедрость?
– День на исходе. Вскорости нас сторожа начнут из рядов выгонять. А этот, с горбатым носом, такого страху на меня нагоняет. Прям жуть! В прошлом месяце он зыркнул на старика Горкина, а тот на следующий день помер. Уж лучше я заработаю чутка поменьше, но уберегусь от сглаза!
– Ну, не знаю. Сколько Горкин водки пил, просто чудо, что так долго прожил, – второй разносчик сплюнул на дощатый настил. – Но ты прав, лучше от греха подальше. Изюм забирайте, уступлю.
Мармеладов высыпал горсть монет прямо в короб и спросил, стараясь не показать волнения:
– Где, говоришь, у вас сторожа сидят?
– Тебе зачем, касатик? Какая потребность?
– Дружок мой наняться хочет, – сыщик кивнул на Митю. – Про условия разузнать охота.
– А, тогда идите вот по тому ряду, слева под лестницей у них каморка. Эй! Калачи-то заберите.
XV
Видали вы, как засыпает старый мерин? Пегая спина провисает, нижняя губа оттопыривается, а голова кивает, кивает, кивает… да и опускается низко, к самым коленям. Это еще не глубокий сон – уши подрагивают, ловя окружающие звуки, а хвост время от времени хлещет по бокам, прогоняя назойливых слепней. Но ближе к полуночи, когда уже и мошкара угомонится, когда ничто не станет отвлекать и тревожить, конь опустится на потертые колени, а после завалится на бок, похрапывая и вытягивая копыта, как юный жеребенок.
Так же отходили ко сну и торговые ряды. Сторожа с колотушками вывели на Ильинку зазевавшуюся или хмельную публику, заперли двери на засовы, погасили фонари. Пару часов хрустели картами: кто проиграл, тому и на обход из тепла выползать. Потом пятеро разбежались по поздним кабакам и борделям. «А чегой всем кулючить-то? Ежели беда какая, свистите, мы рядом, вмиг примчим!» Ватага вернется часам к пяти утра, там уж и дворники подтянутся, чтобы прибраться на этажах и лестницах. Пока же спи, отдыхай, пегая
В полуподвальной каморке остались двое сторожей – молодой да пожилой. Мармеладов заглянул с улицы в низкое окошко, стараясь, чтоб его не заметили. Ираклия он узнал сразу, тот сидел за столом вполоборота, уставившись на огонь в жарко натопленной печи. Сгорбленный в три погибели старик, обсасывал рыбьи кости и складывал на край тарелки.
– Момент благоприятствует, – шепнул доктор. – Надо сейчас напасть, пока остальная гоп-компания не вернулась.
Сыщик снял с шеи вязаный шарф и передал ему.
– Возьмите, не то замерзнете. Вы, Вятцев, как и уговорились, встанете здесь. На шаг отойдите и не смотрите в окно постоянно, иначе заметят. Но если кто попытается сбежать, пните его ногой посильнее. Пусть обратно в сторожку свалится.
– Не беспокойтесь, уж отмечу прямо в лоб!
– А мы с тобой, братец, как внутрь попадем? – спросил Митя. – Закрыто же все.
– Это я предусмотрел. Идем!
В Рыбном переулке были устроены отдельные воротца, через которые закатывали бочки по двум наклонным доскам, широким, что корабельные трапы. Между ними оставалось пространства примерно с аршин. Мармеладов юркнул туда, прополз под створками и отбросил крючок. Почтмейстер шмыгнул внутрь.
– Глазастый! А я столько раз мимо ходил и не додумался до такого… Дальше куда? Темно, ни шиша не видно.
– Сорок пять шагов вдоль стены, потом налево и еще тридцать. А там уж спускаться к сторожке. Держи меня за плечо, первым пойду.
Перед лестницей остановились. Прислушались. Митя достал из кармана револьвер.
– Может все-таки нам вместе ворваться?! Да и сокрушить изувера.
– Нельзя, – еле слышно возразил сыщик. – Ираклий хитрый, наверняка много каверз наготове имеет. Ты оставайся снаружи стеречь, если вырвется – стреляй. Вообще как дверь начнет открываться – стреляй.
– А вдруг это ты идти будешь?
– Я крикну. Дважды крикну, чтоб наверняка мой голос признал. Но внутрь должен пойти один.
– Понимаю твой резон. А все же… Давай я пойду, вместо тебя. Должок хочу вернуть, – Митя потер подбородок, вспоминая удар Сабельянова. – Да и боевого опыта у меня поболее.
– Ты прав. Если бы стояла задача просто скрутить убийцу, то лучше тебя никто бы не справится. Но хорошо бы Ираклия прежде разговорить. Много вопросов осталось, а ответы на них выудить мне сподручнее.
– Согласен, братец. В этом ты сильнее. Что же, дерзай. Я затаюсь тут, впотьмах.
– И помни, откроет кто без упреждения – стреляй сразу, не жди!
Мармеладов снял пальто, чтоб не стесняло движений, взвел курок револьвера. Подкрался к двери и тихонько потянул на себя. Заглянул в щелку. Старик зажег свечу, воткнутую в горлышко недавно распитой бутылки, и теперь размешивал какую-то вязкую жижу в глубокой плошке. Ираклий по-прежнему смотрел на огонь. Сыщик замер, придерживая дверь, может удастся услышать или увидеть что-нибудь интересное, пока его не рассекретили.