Златовласка (сборник)
Шрифт:
— Грубо с твоей стороны все время подчеркивать огрехи публики, — сказала Сьюзен. — Это просто пожилые люди.
— Это невоспитанные пожилые люди, — возразил я. — Лично я скорее бы умер от удушья, чем кашлянул посредине скрипичного пассажа.
— Лично я не была бы против, если бы это случилось, — огрызнулась Сьюзен.
Думаю, память о ссоре по поводу Исаака Стерна зажгла ссору «Вирджиния Слимз». Последние месяцы я взял себе в привычку систематизировать наши многочисленные и разнообразные битвы, чтобы потом на досуге вспоминать самые выдающиеся. Конечно, тогда я
— Может, ты не будешь обсуждать это прямо сейчас?
— Обсуждать что? — поинтересовался я.
— Должна или не должна Джоанна идти с нами на концерт. Мы опаздываем и…
— Не так уж и опаздываем, — заметил я.
— Ладно, только следи за дорогой, хорошо? — попросила она.
— Как бы то ни было, я ничего не могу поделать, кроме как идти в потоке. Эта машина, может, и стоит семнадцать тысяч долларов, но крыльев у нее нет.
— С хвостиком, — подсказала Сьюзен. — Ты забыл добавить «с хвостиком».
— С хвостиком, — согласился я.
— Просто веди машину, — сказала она, — хорошо?
— Нет, это ты просто веди машину, — взорвался я, рванул вверх ручной тормоз у светофора при выезде на шоссе № 41, вышел из машины и обошел ее с другой стороны. Снова забравшись внутрь, я с грохотом захлопнул дверцу.
— Не понимаю, из-за чего ты так раскипятился, — удивилась Сьюзен.
— Ничего подобного, — возразил я. — Просто раз тебе не нравится мой стиль вождения, садись за руль сама. Вот и все.
— Я не люблю водить машину, когда у меня беда, — сказала Сьюзен.
Ей было тридцать два, а она все еще называла свой менструальный цикл «бедой». Мне кажется, эти ее слова подразумевали отказ от половых сношений. «Беда» означала не столько кровотечение, сколько перерыв в ее бурной и страстной сексуальной жизни. Действительно, в Сьюзен всегда ощущалась скрытая чувственность. Темные задумчивые глаза, овальное лицо, обрамленное каскадами длинных каштановых волос, которые, струясь, спадали на ее плечи, полный чувственный рот, который намекал — и не всегда безосновательно — на образ испорченной дерзкой красавицы…
Мы вернулись тогда домой около половины шестого. Сьюзен дулась почти весь день, но, казалось, после того, как она приняла душ и переоделась к обеду, ее раздражение иссякло. Было решено: раз Джоанна не в состоянии оценить лучшее, что есть в жизни, пусть остается дома.
Она воскликнула:
— Вот и отлично! Значит, я смогу посмотреть по телевизору «Звуки музыки» [9] .
— Если бы ты пошла с нами, — заметил я, — то могла бы наслаждаться подлинными звуками музыки.
9
«Звуки музыки» — музыкальный фильм с Джуди Гарленд в главной роли.
Ссора
— Надеюсь, ты не собираешься выпить подряд две рюмки этой гадости? — спросила Сьюзен.
— Именно это я и собираюсь сделать, — ответил я.
— А знаешь, каким ты становишься после двух мартини?
— Каким же?
— Мутным!
У Сьюзен была идея фикс, что я не опьянею, если выпью, к примеру, два виски с содовой или два все равно чего с содовой, но обязательно захмелею, буду еле ворочать языком и стану мутным и невыносимым (это все словечки Сьюзен) после двух мартини, особенно если это два мартини «Бифитер». Волшебное слово «Бифитер» каким-то образом, по ее мнению, усиливало воздействие алкоголя.
— Сьюзен, — предложил я, — давай отобедаем без ссор, а?
— Давай, если ты не будешь пить, — сказала Сьюзен.
— Но днем мы уже поссорились, — возразил я, — хотя я не пил.
— Наверно, ты выпил перед нашим выходом из дому.
— Сьюзен, ты прекрасно знаешь, что я ничего не пил перед выходом. Что ты пытаешься доказать? Что я…
— Тогда почему ты вышел из себя, когда я всего-то-навсего попросила тебя получше следить за дорогой?
— Я вышел из себя, потому что Джоанна задала мне вопрос и я пытался…
— За что было так набрасываться на меня?
— Я набросился на тебя, потому что ты меня все время пилила. И сейчас пилишь! Если человек пропустил пару мартини перед обедом…
— Но это же «Бифитер»! — возразила она.
— Да, верно, «Бифитер», но из этого не следует, что он алкоголик.
— Из-за него ты будешь мутным и испортишь мне весь вечер! — проговорила Сьюзен.
— Он уже испорчен, — огрызнулся я.
Сьюзен уснула, когда Ростропович исполнял не что иное как «Шуточную», Опус 102, из сборника Шумана «Пять музыкальных пьес на народные мотивы». Я ничего не сказал по этому поводу. В антракте мы не обменялись ни единым словом. По пути домой тоже.
Когда мы вернулись домой, Джоанна еще не спала, хотя должна была лечь полчаса назад.
— Уже пол-одиннадцатого, — заметил я, кивнув на часы.
— Знаю, — сказала она.
— Ты приготовила уроки?
— Да, — ответила она, — но мне надо разобраться с этой бумагой из клуба любителей грампластинок.
— Что за клуб?
— Любителей грампластинок. В котором я состою.
— О, конечно, — сказал я. — В котором ты состоишь…
— Поможешь мне заполнить эту штуковину?
— Завтра, — зевнул я.
— Пап, но она должна шестого уже вернуться.
Она пошла в свою комнату и возвратилась, держа в руках почтовую карточку. Я внимательно изучил ее и вернул ей обратно.
— Здесь говорится, что карточка должна быть только отправлена шестого числа, — сказал я.
— Где это говорится?
— Вот здесь.
Джоанна посмотрела на карточку.
— Да, — сказала она. — Да, действительно.
— Завтра только первое число. У нас полно времени.
— Отлично, папочка, — сказала она и поцеловала меня на ночь. — Мама? — обратилась она к Сьюзен.