Злая мудрость (Афоризмы и изречения)
Шрифт:
Люди, стремящиеся к величию, суть по обыкновению злые люди: таков их единственный способ выносить самих себя.
Стремление к величию выдает с головой: кто обладает величием, тот стремиться к доброте.
Кто стремиться к величию, у того есть основания увенчивать свой путь и довольствоваться количеством. /Люди качества стремятся к малому.
В пылу борьбы можно пожертвовать жизнью: но побеждающий
Всякий восторг заключает в себе нечто вроде испуга и бегства от самих себя — временами даже само-/отречение/, само-отрицание.
Желать чего-то и добиваться этого — считается признаком сильного характера. Но даже не желая чего-то, все-таки добиваться этого — свойственно сильнейшим, которые ощущают себя воплощенным фатумом.
Пережить многое, сопережить при этом множество прошедших вещей, пережить воедино множество собственных и чужих переживаний — это творит высших людей, я называю их "суммами".
Заблистать через триста лет — моя жажда славы.
Те, кто до сих пор больше всего любили человека, всегда причиняли ему наисильнейшую боль; подобно всем любящим, они требовали от него невозможного.
Если ты прежде всего и при всех обстоятельствах не внушает страха, то никто не примет тебя настолько всерьез, чтобы в конце концов полюбить тебя.
Кто хочет стать водителем людей, должен в течение доброго промежутка времени слыть среди них их опаснейшим врагом.
Из всех европейцев, живущих и живших — Платон, Вольтер, Гете, — я обладаю душой /самого широкого диапазона/. Это зависит от обстоятельств, связанных не столько со мной, сколько с "сущностью вещей", — я мог бы стать /Буддой/ Европы: что, конечно, было бы антиподом индийского.
Во мне теперь /острие/ всего морального размышления и работы в Европе.
Покуда к тебе относятся враждебно, ты еще не превозмог своего времени: ему не положено видеть тебя — столь высоким и отдаленным должен ты быть для него.
Кто подвергается нападкам со стороны своего времени, тот еще недостаточно определил его — или отстал от него.
Одиннадцать двенадцатых всех великих людей истории были лишь представителями какого-то великого дела.
Если имеешь счастье оставаться темным, то можешь воспользоваться и льготами, предоставляемыми темнотой, и в особенности "болтать всякое".
В стадах нет ничего хорошего, даже когда они бегут вслед за тобою.
Чем свободнее и сильнее
2. О ПОЗНАНИИ
И истина требует, подобно всем женщинам, чтобы ее любовник стал ради нее лгуном, но не тщеславие ее требует этого, а ее жестокость.
И правдивость есть лишь одно из средств, ведущих к познанию, одна лестница, — но не /сама/ лестница.
Жизнь ради познания есть, пожалуй, нечто безумное; и все же она есть признак веселого настроения. Человек, одержимый этой волей, выглядит столь же потешным образом, как слон, силящийся /стоять/ на голове.
Для познающего всякое право собственности теряет силу: или же все есть грабеж и воровство.
Лишь недостатком вкуса можно объяснить, когда человек познания все еще рядится в тогу "морального человека": как раз по нему и /видно/, что он "не нуждается" в морали.
Изолгана и сама ценность познавания: познающие говорили о ней всегда в свою защиту — они всегда были слишком исключениями и почти что преступниками.
Вы, любители познания! Что же до сих пор из любви сделали вы для познания? Совершили ли вы уже кражу или убийство, чтобы узнать, каково на душе у вора и убийцы?
Видеть и все же не верить, — первая добродетель познающего; видимость — величайший его искуситель.
Чем ближе ты к полному охлаждению в отношении всего чтимого тобою доныне, тем больше приближаешься ты и к новому разогреванию.
В усталости нами овладевают и давно преодоленные понятия.
Нечто схожее с отношением обоих полов друг к другу есть и в отдельном человеке, именно, отношение воли и интеллекта (или, как говорят, сердца и головы) — это суть мужчина и женщина; между ними дело идет всегда о любви, зачатии, беременности. И заметьте хорошенько: /сердце/ здесь мужчина, а /голова/ — женщина!
Одухотворяет сердце; дух же сидит и вселяет мужество в опасности. О, уж этот язык!
Лишь человек делает мир мыслимым — мы все еще заняты этим: и если он его однажды понял, он чувствует, что мир отныне его /творение/ — ах, и вот же ему приходится теперь, подобно всякому творцу, /любить/ свое творение!
Высшее мужество познающего обнаруживается не там, где он вызывает удивление и ужас, — но там, где далекие от познания люди /воспринимают/ его поверхностным, низменным, трусливым, равнодушным.