Зло не дремлет
Шрифт:
– Привет, птички, – сказал Весельчак, присаживаясь на корточки у кромки воды. – Как поживаете?
– Приветствуем тебя, человек, – сказал самый крупный лебедь. Остальные качнули головами. Наверное, у них так было принято – чтобы вожак стаи говорил за всех. – Ничего плохого не происходит. Нас хорошо кормят. Нас любят, за нами присматривают. Но, несмотря на все это… нам очень страшно.
– Я как раз и хотел спросить – что заставляет вас чувствовать этот страх?
– Мы не знаем, – взмахнул крыльями лебедь, и у него получился совершенно человеческий жест – как если бы кто-то разводил руками, попав в неловкую ситуацию. – Что-то нехорошее
– Понятно, – произнес Борланд, не понимая ровным счетом ничего. – Что ж, крепитесь друзья. Прорвемся.
Весельчак встал и пошел к выходу из парка. «Что бы это ни было, я готов руку дать на отсечение – тот проклятый горбун как-то здесь замешан!»
Борланд говорил о безумном волшебнике и с Заффой, и с Дорнблаттом, но ни тот, ни другой не смогли сказать ничего вразумительного. Оба выдвинули гипотезу, что такой персонаж вряд ли может быть кем-то иным, кроме как одним из прислужников Мрака. И ничего больше.
«Стало быть, в Схарне объявилась еще одна грозная и зловещая сила? – подумал Весельчак. – Неужели даже более страшная, чем Тергон-Газид? Надеюсь, найдется кому разобраться с этим. Или… или бедняга Борланд должен будет теперь истреблять всех страшилищ, что осмелятся покуситься на безопасность родного мира? М-да, всякий раз мне кажется, что я влип круче некуда, и всякий раз выясняется, что можно влипнуть гораздо круче…»
– Солнышко светит, травка зеленеет, птички поют, а детки веселятся, – раздался вдруг позади чей-то печальный голос. – Но скоро всему этому придет конец…
«Спасибо за столь оптимистичный прогноз», – усмехнувшись, подумал Борланд и развернулся, чтобы посмотреть, кто говорит. Как оказалось, он просто забыл выйти из режима общения с животными и продолжал понимать их наречия. Автором кольнувшей сердце Весельчака фразы был не кто иной, как унылый ослик. Увидев, что на него обратили внимание, он поднял голову и сказал, глядя большими грустными глазами прямо на Борланда:
– Да-да, господин, именно так. Скоро мы все умрем… – Для престарелого хозяина животного и мальчонки, что сидел на серой спине, воображая себя, должно быть, отважным рыцарем на боевом коне, это прозвучало как обычный ослиный рев.
– Рэм, ну чего ты? – спросил старик, погладив ослика по загривку.
– Прорвемся, – Борланд подмигнул длинноухому «коню» и пошел прочь.
И вот он – долгожданный брифинг в кабинете ректора. Завтра – в путь. Будущие герои Схарны выслушивают последние наставления своего идейного вдохновителя, которым, конечно же, является седобородый маг в расшитом звездами сиреневом плаще. Да еще и очередной «избранник небес» расположился в кресле напротив. Святая Тьма, как же все знакомо! Андрей даже едва зевать не начал, слушая возвышенные речи старого обманщика Дорнблатта.
Ну, в самом деле – сколько раз он смаковал подобные моменты, читая чьи-то фантастические романы, или же наблюдал их на экране кинотеатра. Королев мог сказать, что будет происходить сегодня в ректорском кабинете, еще до того как переступил его порог. И общее настроение, и то, как будет держаться каждый из участников, и даже некоторые конкретные фразы… Как будто все это было не более чем ролевой игрой. Да-да, комнатка в деревянном замке где-нибудь в лесочке под Питером. Такими играми
Неужели авторы всех тех книг черпают информацию непосредственно из миров, о которых пишут? Или же это Схарна возникла вдруг на основе человеческой фантазии, став своего рода эгрегором [5] , воплотившим в себе чьи-то мысли? Но нет, конечно. Для создания огромного мира потребовалось бы направленное волевое усилие миллионов людей. Человеческая воля – серьезная штука. Может воскресить забытого древнего бога или, наоборот, уничтожить кого-то из существующих…
«Никакая это не игра, Королев. Просто так уж сложилось, что ты попал в мир, где все происходит, как в фантастических книжках. Совпадение, и не более того».
5
Эгрегор – понятие оккультистской метафизики. Астральный образ особой формы, отражающий совокупные стремления какой-либо группы людей, объединенных совместной духовной работой.
Именно Андрею Королеву предстояло стать пятым участником отряда возмездия. Впрочем, нет, конечно же – шестым. Но о том, что в ударную группу затесался еще и вампир, не знали ни землянин, ни, разумеется, Дорнблатт…
Разглагольствования архимага Королев слушал вполуха. Главным для него было то, что очень скоро он покинет опостылевшую Академию, и когда миссия будет выполнена, останется предоставленным самому себе. «Adios [6] , мессир Дорнблатт, – с удовольствием подумал Андрей, хоть до отъезда оставалось еще больше половины суток. – Можете быть уверены – я никогда не забуду того, что вы для меня сделали. Как же все-таки здорово, что я успел заранее договориться о своем участии в этом деле».
6
«Прощайте» (исп.).
Королев видел, что Борланд, Намор и эльф, чье имя, на взгляд Андрея, было несовместимо с жизнью, проявляют к его персоне куда больший интерес, чем к словам Дорнблатта. Примерно так смотрели бы на самого эльфа, появись он где-нибудь на окраине Краснодара. Столь пристальное внимание слегка раздражало, но Андрей по опыту знал, что, пообщавшись с ним чуток подольше, новые знакомцы перестанут воспринимать его как некое диковинное создание. «В конце концов большинство местных жителей в процентном соотношении составляют люди, от которых я, да и любой другой землянин, не отличаемся практически ничем, – подумал Королев. – Эльфы эльфами, гномы – гномами, а люди – они везде одинаковы. И, пожалуй, научно-технический прогресс, будь он трижды неладен, – единственное, что по-настоящему отличает друг от друга обитателей разных миров».
– Итак, этот день настал. – Дорнблатт выглядел сейчас так, будто головы Тергон-Газида и Лангмара уже лежали перед ним на серебряных подносах. – Вы только вдумайтесь! Мы с вами, здесь и сейчас, творим историю Схарны, наполняя содержанием страницы летописей грядущего!
«Каким только оно будет, содержание это? – внутренне усмехнувшись, подумал Борланд. – Не случится ли так, что будущие летописцы подпортят страницы своих творений потоками слез, оплакивая печальную участь несостоявшихся героев?»