Зло сгущается
Шрифт:
– Штайн, ты не изменился! Что могу для тебя сделать?
Рок кивнул в мою сторону.
– Ему нужны ботинки, жилет и, возможно, куртка.
Генрих обошел «элиту» и всмотрелся в мое лицо.
– Gut, они зеленые.
– Прошу прощения? – Я знал, что по-немецки нужное мне выражение – «Verzeihung», но не был склонен его использовать по двум причинам и в основном потому, что немецкий язык Генриха и его акцент были, несомненно, следствием просмотра бесчисленных нацистских кинополлюций на военную тему.
– Я говорю, что у вас зеленые
Значит, в вас нет крови грязных людишек.
Я улыбнулся.
– Или что у меня зеленые контактные линзы. – Я терпеть не мог расистов и злился, что Рок затащил меня к ним.
Генрих придвинулся, чтобы получше рассмотреть мои глаза, но Рок хлопнул его по спине и рассмеялся.
– Он пошутил, Генрих.
– Мы, "Воины Арийского Мирового Союза", не так легко относимся к чистоте расы. Я слышал, он провел ночь у фасольщиков.
– Он просто спал, Генрих, а не смешивал кровь. – Рок неодобрительно посмотрел на меня, обнял Генриха за плечи и отвел его подальше в глубь склада. – Это по делу, понимаешь?
– А что, Генрих, если бы я оказался "нечистым"?
Коротышка повернулся и медленно кивнул:
– Герр Штайн заплатил бы больше, а вы получили бы меньше. Впрочем, то же самое может случиться и из-за ваших взглядов.
– Полегче, Генрих, ты и так уже должен нашему человеку-тайне. Он стер в порошок лабораторию Жнецов. Кто их знает, с кого они там собирали урожай, который продавали на трансплантанты?
– Ja, хорошее замечание. – Генрих повернулся и повел Рока в лабиринт широких стеллажей, вздымающихся от пола до потолка.
После их ухода я смог оглядеться. Если не считать неизбежных портретов Адольфа Гитлера, Эвана Мехема и Тома Метцгера, склад выглядел довольно обыкновенно. Он был двухэтажным, но в этой части перекрытие было снято, и вдоль стен на высоте примерно двенадцати футов шли висячие мостки. По мосткам прохаживались вооруженные охранники с автоматами, старательно отрабатывая высокомерные ухмылки.
Все «воины» были одеты в ту же униформу, что и Генрих: «серые» бриджи, заправленные в блестящие сапоги до колен и снабженные черными подтяжками. У всех, кроме троих человек, торсы были обнажены, а эти трое – один мужчина и две женщины – носили «серые» футболки с нацистским орлом на груди – видимо, в знак особых достижений.
Все они были одинаково жилистыми и волосы стригли коротко, причем мужчины предпочитали стоячий ежик, как у "зеленых беретов" или секьюрити в корпорациях, а женщины носили прически поэлегантнее, но и у них волосы не спускались ниже плеч. И, разумеется, у всех они были обесцвечены.
Не совсем обычным показалось мне то – я не сразу сумел это разглядеть, – что каждый подвергся небольшой косметической операции по вставке под кожу на голове прокладки, увеличивавшей высоту черепа. Высокие лбы могли бы придать им умный вид, если бы не поросячье невежество, сквозившее в глазах.
Зато пушки у них были
Рок и Генрих быстро вернулись со всеми вещами, которые были мне нужны. Наплечная кобура «бианчи» отлично мне подошла, и Генрих лично пристегнул на положенное место два снаряженных магазина для «крайта». Кевларовый жилет, который они мне вручили, был способен остановить практически любую пулю. Я хмыкнул и бросил его на сиденье.
Еще они принесли две пары ботинок – это была, вероятно, идея Рока. Первые оказались просто хламом. Я отверг их сразу и выбрал более привлекательные шварцкопфовские. Примерив и убедившись, что они моего размера, я принялся их зашнуровывать, а Рок тем временем удалился куда-то, оставив меня наедине с Генрихом.
– Знаете ли, друг мой, вам не следует думать о нас так плохо, – сказал он, широким жестом обводя свою братию. – Мы защищаем все, чего достигли представители высшей расы. Вы же неглупый человек. Даже после одной ночи, проведенной в этой берлоге, вы должны были понять, что это за люди. Они ослабляют нас и тянут человечество назад, на животный уровень.
Я завязал второй ботинок, медленно выпрямился и взглянул на Генриха сверху вниз.
– Никакими силами не могу вообразить себя вашим другом. Единственное, что я увидел в том доме, – так это дружную семью, которая старается изо всех сил восполнить средства к существованию. Они угрожают вам значительно меньше, чем, например, я.
Я дал своим последним словам повиснуть в воздухе. Если бы взглядом можно было бы воспламенить что-то, Генрих испепелил бы меня – зато я смотрел на него холодно. Двое охранников остановились посмотреть на нас, и воздух, казалось, сгустился, словно в субмарине во время экстренного погружения. Я глядел Генриху в глаза и читал в них острейшее желание выхватить свой древний пистолет и выпалить в меня – но он понимал, что я заставлю его съесть эту пушку.
Появился Рок и встал рядом, скрестив на груди руки.
– Стоит мне отойти позвонить по телефону, как вы опять за свое. Ну что мне с вами делать?
Генрих отступил, и Рок бросил мне черную ветровку.
– Доброго дня тебе, Штайн. Только не стоит больше приводить сюда этого человека.
– Остынь, Генрих, он еще новичок в городе. Ему надо изучить местные нравы. – Рок полез в карман. – Сколько я тебе должен?
Нацист раздраженно поскреб правую ладонь большим пальцем левой руки.
– Полторы сотни, а патроны считайте моим подарком, человек-тайна. – Он взял у Рока пачку банкнот. – Надеюсь, вам хватит ума не истратить их все.