Зло той же меры

Теверовский Михаил Григорьевич

Запахи, вкусы, краски… Всё это исчезло. Действительность вокруг казалась такой бессмысленной, тёмно-серой, пустой. Какова вообще суть жизни человека? Существует ли она в принципе? Есть начало – рождение, есть её конец – смерть. Но ведь эти границы не являются чем-то таким основополагающим и важным для всего мира. После смерти о нас помнят и горюют близкие, но эта память исчезнет вместе с ними, и целая жизнь, полная событий, тревог, надежд, мечтаний и волнений будет лишь мгновенной, никем не замеченной вспышкой в бескрайнем чёрном космосе бытия. Какой тогда в жизни смысл? Все эти страдания, боль, отчаяние. Да и радость, счастье, достижения – всё равно они ведут лишь всё к той же холодной безызвестной

могиле. Смерть всегда рядом, всегда ждёт нас… Пока мы бултыхаемся и тонем в вечной реке «жизни».

Улицы Новоградска… Проклятого города, строившегося как город нового типа, задумывавшегося в роли некой иллюзии утопии. А превратившегося, как и всё, к чему прикоснётся человек, в пристанище бедности, страданий, тёмных ночей и страшных происшествий. Есть ли какой-то смысл человеку бежать от своей звериной натуры? Столько лет развития цивилизации, столько научных, психологических и философских трудов, а человека всё равно тянет властвовать над кем-то, грабить, убивать. Быть сильнее, ловчее, проворнее остальных. Животные инстинкты – мы бежим от них, но они внутри нашего мироздания, они всегда с нами. И всё же… почему? Почему то, что, казалось бы, совершенно противоестественно для психики, всё равно совершается человеком?

На рекламных щитах и экранах, сменяя друг друга, беспрерывно показывался новостной сюжет о нападении на мою семью. Диктор с идеальным гримом и залаченной причёской бойким голосом с той же самой интонацией, с которой зачитывал прогноз погоды или озвучивал курсы валют, рассказывал о том, как пятеро неизвестных вломились в мою квартиру и убили моих девочек… Затем раз за разом выводилось изображение Керчева, возмущённого произошедшим и, как всегда, винившего во всём Иванова. Чёртов популист… Я старался не смотреть на эти экраны, но они были повсюду – и я снова и снова видел замазанные «квадратиками» тела Лизы и Наташи… таких беззащитных, ни в чём не повинных. Я не спас их. И, скорее всего, именно я накликал на них эту страшную трагедию. Я бы всё отдал, чтобы исправить произошедшее, но моё сознание вонзало мне кинжал в сердце пониманием того, что это невозможно… Время не повернёшь вспять. Оно бежит и бежит вперёд, ему плевать на нас, наши горести, страдания и проблемы. Как и, стоит признать, людям вокруг.

Этого не могло произойти, так не должно быть… Не может такого быть…

Так как рабочая неделя была не регламентирована – у кого-то выходной, у кого-то обыкновенный будний день, – я вновь втекал в турникеты вместе с многочисленной серой массой госслужащих при входе в здании «Офиса». Как и всегда, охрана выборочно проводила досмотр. Я и не сомневался, что со своим внешним видом я попаду в плеяду тех, кому не повезло быть тщательно досмотренным. Но мне было плевать.

– Выйдите из очереди, – обратился ко мне охранник у самого турникета, когда я поравнялся с ним. Весивший, наверное, под полтора центнера, он, часто подтягивая штаны, выставил прямо передо мной свою палку-металлодетектор и теперь смотрел на меня исподлобья, нахмурившись и так серьёзно, словно герой какого-то дешёвого боевика на своего главного врага. Я беспрекословно выполнил команду, сделав к нему шаг. – Запрещённые вещи? Дайте сюда ваш пропуск.

Разумеется, слова «пожалуйста» здесь и не знали, о каком уважительном отношении к работникам могла идти речь. Ещё вчера я бы весь взбеленился и послал охранника к чёрту. Вчера, когда у меня ещё была моя жизнь… А сегодня мне было уже на всё плевать. Я молча передал ему пропуск.

– Артём Левинский? У вас разве сегодня не выходной? – поинтересовался охранник, пропикав в мобильном терминале мой пропуск.

– Выходной, – кивнул я и тут же добавил: – Мне необходимо доделать отчёт, не успел за вчера.

– Это понимаю, грустное дело. Документы можно?

Паспорт или водительское?

Я похлопал себя по карманам и – каким-то чудом паспорт оказался во внутреннем кармане моей куртки – протянул документ, открыв его на главной странице с моей фотографией.

– Всё чисто, хорошего вам дня.

– И вам, – на автомате ответил я, возвращаясь в очередь и продолжая медленное движение к турникету. И вместе с этим мне в голову пришла мысль о том, что такого «хорошего» дня, как у меня, не пожелаешь и худшему врагу.

Наконец я оказался у двери своего кабинета с табличкой «0398». Внутри всё было так же, как и всегда. Только вот даже при включённом свете однотонные тёмно-коричневые стены казались серыми, а былого уюта, который я испытывал, особенно заходя в кабинет после тяжёлого патрулирования, как не бывало. Всё было какое-то чужое, даже будто враждебное. Как только я скрылся от глаз других людей за дверью кабинета, боль утраты вновь охватила меня всего целиком. Больнее всего резали мысли о том, что я ничего не могу сделать. Что ничего невозможно изменить. Никогда. Хотелось вновь открыть дверь и побежать куда угодно, просто плача, воя и крича от боли. Зачем жизнь так устроена… Какой смысл в этих бесконечных мучениях?

Собрав осколки своего сознания, я сел на протёртый тканевый стул и пододвинулся к столу. Включил компьютер, который с особенно громким шумом вентиляторов начал запускаться. Я знал, что делаю всё не по протоколу, делаю всё неправильно и даже противозаконно. Но иначе не мог. Единственное, меня волновала камера слежения под потолком за моей спиной… Мне оставалось надеяться, что из-за их многочисленного количества по всем кабинетам следившие за нами сотрудники «Офиса» не увидят ничего подозрительного и не помешают моим планам.

Потому, когда компьютер загрузился и я ввёл свой табельный номер сотрудника и пароль, я открыл вчерашний отчёт и первые минут десять вносил в него случайные правки, делая вид, что усердно вчитываюсь и по-настоящему работаю. После чего с помощью кабеля зарядки присоединил к компьютеру в роли флешки смартфон и перенёс видео с убийством моей семьи в папку на рабочем столе. Промотал до момента, когда один из нападавших снимает маску, сделал несколько скриншотов экрана и сохранил. Также на всякий случай сразу же вырезал этот момент в отдельный видеофайл – если поиск не получится по фото. И наконец запустил полицейскую программку, которая умела пробивать по базам данных по видео- и фотоматериалу лица и идентифицировать их. Этой программе было уже лет пять, примерно столько же времени назад меня учили ей пользоваться через видеосвязь и плохо сварганенную презентацию с кратким руководством. В открывшемся интерфейсе я понял, что ничего не помню…

– Чёрт возьми… – прошептал я, откидываясь на спинку кресла. Оставалось надеяться, что не удалил ту чёртову презентацию. Я даже не помнил расширение файла, в котором она была сохранена…

Спустя полчаса судорожных поисков через ввод названий и расширений в поисковике, копания в папках и файлах, которые могли иметь какое-то отношение к этой программке, всё же отыскал презентацию. Мне крупно повезло, что я никогда в своей жизни не удалял что-либо с рабочего компьютера, каждый раз волнуясь о том, что мало ли что-то может понадобиться. Тем же самым я грешил и на домашнем компьютере, на что часто злилась моя добрая нежная Лиза… Она всегда так мило злилась. Никогда не кричала, пыталась достучаться до твердолобого меня, объяснить… А я, чёртов дурак, ещё зачастую и спорил с ней, доказывал, что прав… Зачем… Быстрым движением руки я стёр слезу, стекавшую по щеке. Закрыл лицо ладонями, несколько секунд глубоко и медленно дышал, стараясь заглушить боль, разрывавшую сердце, прийти в себя. Сейчас я не имел права быть слабым.