Зло
Шрифт:
Перед ним стояла злобная баба с коммунальной кухни.
— Ты что, дорогая?
— Идиот, — зашипела она, — кто обещал мне сохранить квартиру и деньги, кто обещал сослать Юрку за сто первый километр? Молчишь? Вы тут судите, кто да что, а дядька Юркин с твоими корешами за него посчитался. Не понял, идиот? Он сначала тебя прижмет со всеми твоими делишками, а потом все у меня отнимет. Зачем я только с тобой связалась!
На них с любопытством начали оглядываться люди.
— Замолчи, идиотка, на нас смотрят, — тихо, но жестко сказал Шорин.
— Не буду молчать,
— Дура!
Шорин повернулся и пошел в глубь участка. Сейчас он сядет в машину и уедет с этого праздника жизни. И, шагая к воротам, он вдруг понял, что его любовница не так уж не права. Ведь рассчитались не с кем-то абстрактным, а именно с теми, кто, по его просьбе, засадил Ельцова.
И Шорину стало не по себе.
…А Вовчик пришел в спортзал к Ельцову к концу тренировки и поведал ему о скандале Лены с Шориным, причем весьма подробно.
— Подожди, Вовчик. — Юрий закурил.
Они сидели на скамеечке у входа в спортзал. Уже начинало темнеть, дни в конце сентября короткие.
— То, что ты рассказал, меня не удивляет. Когда мы с ней жили, это была щедрая веселая девка. Она же выросла в семье, где никогда не было проблем с деньгами. И вдруг такая стремительная перемена. Я думаю, это влияние Шорина. Что он за человек?
— Дерьмо. Полууголовник.
— Почему «полу»?
— Он же чалился.
— Смотри, как интересно, — Ельцов ловко бросил сигарету в урну, — значится, наш брат, бывший зек. А что же он из себя министра строит?
— Туфта, Юра, полная туфта. Она сказала, что твой дядька с его корешами за тебя посчитался.
— Она имела в виду корешей Шорина?
— Выходит, так.
— Вовчик, ну, подумай сам, какое отношение этот Сашка Шорин может иметь к моим делам?
— Я пока ничего тебе сказать не могу, но постараюсь узнать.
Генерал Михеев ждал Андропова на той же террасе. На столе стояли стаканы с крепким чаем, в сахарнице лежали сушки и печенье. Но Михеев, как и в прошлый раз, стеснялся пить чай без шефа.
Вдоль террасы все время прогуливались два парня из охраны Андропова. Они, конечно, знали, что Михеев свой, но в их деле такого термина не было. Он был объектом, вызванным на встречу с охраняемым.
Михеев смотрел в глубь леса, осень практически обнажила деревья. Последний раз он был на этой террасе в марте.
Кажется, что такое март — октябрь, чуть больше шести месяцев прошло, а в стране ничего не изменилось, только подковерная борьба за власть стала еще ожесточенней.
Зато изменился сам Михеев. Узнавая все новые обстоятельства жизни страны, он с ужасом убеждался, что все именуемое могучей империей социализма может рухнуть в любую минуту, и процесс этот станет необратимым и страшным.
Да и шеф, заняв кресло второго лица страны, начал говорить какие-то странные слова о монолитности советского общества, о неразрывном единстве партии и народа. Эти сентенции, произносимые человеком, которого трепетно обожал Михеев, вносили сумятицу в ход его жизни. Он, поражаясь, начал замечать,
Михеев спустился с террасы и закурил. Немедленно появился охранник с пепельницей.
— Спасибо.
— Да что вы, товарищ генерал.
— Как служится, друг?
— Интересно, товарищ генерал, рядом с таким человеком. Вчера Юрий Владимирович гулял по парку и столько про войну рассказал.
— Значит, тебе повезло.
— Еще бы, детям хвалиться буду, с каким человеком рядом находился.
Михеев погасил сигарету, поблагодарил и пошел на террасу.
Как только он сел в кресло, послышались тяжелые шаги. Спускался Андропов.
Михеев вскочил.
— Сидите, Борис, сидите. Чай, конечно, не пили. Горячего нам!
Появилась дама в белом переднике, заменила стаканы.
— Вам с лимоном? — спросил Андропов.
— Если можно.
— Отчего же.
Андропов подождал, пока горничная уйдет, помешал ложечкой чай и сказал:
— Я прочел ваш рапорт. Задали вы мне работу. Мои гипотезы начисто рухнули. Но это даже к лучшему. Будем считать, что борьба со Щелоковым окончена. Я располагаю документами, которые будут вполне убедительны для членов Политбюро. Вы пишете в своем рапорте о неких частностях. Скажем так, о человеческих судьбах. Меня порадовало, что вы так близко к сердцу приняли историю журналиста Ельцова и его дяди. Но поймите, Борис Николаевич, идет классовая борьба. Да-да, не удивляйтесь, мы вновь пришли к тому, с чего начинали. Правда, класс перерожденцев — это даже не класс, не прослойка, а группа. Но эта небольшая часть общества — раковая опухоль. И ее метастазы везде. Юрий Ельцов и его дядя-полковник выполнили свой гражданский долг. А за это не просят наград.
— Но их, возможно, придется защитить.
Андропов задумался, отхлебнул чаю, взял сушку. Михеев ждал решения шефа.
— Помните, Борис Николаевич, в марте мы с вами уже говорили об этом. Очень внимательно следите, как будут развиваться события. Думаю, что на Ельцовых должны выйти люди, интересующие нас. Приглядывайте, но и в обиду не давайте. Немного честным людям осталось потерпеть, совсем немного. А пока готовьте операцию «Торговля». Но помните, работу по Рытову надо продолжать как можно активнее. Вам необходимо встретиться с людьми из Первого главка, они будет помогать вам за кордоном. Рытов — это тайные счета, грязные финансовые аферы в нашей партии.
— Мы начали эту работу, ею непосредственно занимается полковник Баринов.
— Вы писали представление Федорчуку и просили назначить Баринова вашим первым замом?
— Так точно.
— Обрадуйте его. Решение состоится завтра, а в ноябре я поздравлю его с первой генеральской звездой, а вас, Борис, со второй.
— Служу Советскому Союзу! — Михеев вскочил.
— Ну зачем же так официально, Борис Николаевич. По заслугам и честь. Сегодня только чекисты, я имею в виду настоящих чекистов, смогут остановить вал коррупции, надвигающийся на страну. Я доволен вами. Ну, пейте же чай. Мне одному как-то скучно, — засмеялся Андропов.